Кобо Абэ: За поворотом

Я тоже, не отрываясь, смотрю на женщину, отражающуюся в окне. На женщину, сидящую на табурете, не отрываясь смотрит, возможно, заговорщик, заперший меня за невидимой стеной потери памяти. Зеркало окна слишком темное, глаза слепят фары беспрерывно проносящихся машин, и поэтому я перевожу взгляд прямо на женщину. Она, конечно, замечает мой взгляд. Но продолжает смотреть в окно, не делая даже попытки пошевелиться и, как мне кажется, всё понимая. Возможно, что ключ в ее руках. Быть может, именно она, а не то, что извлечено мной из карманов и вывалено на стол, поможет мне ухватиться за путеводную нить.

Вошли новые посетители — молодые мужчина и женщина. Мужчина по виду продавец из универмага неподалеку, женщина — его возлюбленная или сестра, а может быть, просто родственница, приехавшая из деревни навестить его. Они садятся через столик от меня, мужчина, подняв два пальца, громко говорит: «Кофе», — и они начинают о чем-то разговаривать шепотом, с таким трагическим видом, будто обсуждают расходы на лечение умирающего отца. Женщина, сидящая на табурете, слезает с него, и я, воспользовавшись этим, заказываю себе еще кофе. Я не думал, что этим оправдаю свое пребывание в кафе, — я сидел уже минут сорок-пятьдесят, и меня все больше раздражал мужчина за стеной. Правда, этот мужчина существовал лишь в моем воображении. Однако, кажется, у меня с этим воображаемым мужчиной была в чем-то общая судьба. Но оттого, что он был воображаемым, пренебрежительно относиться к нему не следовало. На пятой отсюда автобусной остановке — конечная станция электрички, там пять кинотеатров и три универмага, а я думаю лишь об одном воображаемом мужчине. И полностью уверен в существовании этого созданного моим воображением образа. Нет никаких оснований не верить в реальность мужчины, спрятавшегося за стеной. Если в потере памяти есть своя логика и закономерность, то и этот воображаемый человек, естественно, как один из главных соучастников, заслуживает равного положения с женщиной.

Я смотрю на женщину. Сквозь просветы в ниспадающих на лицо волосах я воровски перехватываю ее взгляд. Из-под слишком короткой юбки видно, как в такт движению ног, точно дыша, эластично сокращаются ложбинки под коленями. И вот сейчас этот незримый мужчина за стеной, весь обратившись в слух, разобьет от ревности первое, что попадется под руку, и прольет крутой кипяток — надежда на это заставляет сердце бешено колотиться. Но сколько я ни жду, звука разбившегося фарфора, к величайшей досаде, так и не слышу. Вместо этого из окошка как ни в чем не бывало высовывается белая рука. Чашки на подносе совсем не дрожат. Дрожу я. Большой палец, которым я уперся в край стола, чтобы успокоиться, точно в нем остался резонанс печали, продолжает дрожать, как дрожит рука актера, когда он хочет безмолвно передать волнение. Но можно ли в это поверить? Ведь сила взрыва пропорциональна силе сжатия. В таком случае, может быть, мне действительно постараться соблазнить эту женщину? Как только я выйду отсюда, мой мир превратится в тупик перед тем поворотом. Значит, спокойно сидеть я могу только здесь. Связь между мной и этим кафе значительно бóльшая, чем у обыкновенного завсегдатая, зашедшего сюда, чтобы выпить чашечку кофе. Вовсе не исключено, что скрытый смысл выпавших на мою долю испытаний как раз и заключается в том, чтобы соблазнить женщину. Пусть женщина, перехватив мой взгляд, осознает уготованную ей роль. Смотрясь в окно как в зеркало, я приглаживаю волосы над ушами. Выпятив подбородок, поправляю галстук. Он не очень дорогой, но модный, только что поступивший в продажу. Я, разумеется, не считаю себя завзятым соблазнителем. Но положение мое весьма выгодно. У мужчины, увязнувшего в ревности, я похищаю женщину, увязнувшую в любви, — до предела простое химическое уравнение. Будь я обыкновенным соблазнителем, все было бы в порядке. Наконец женщина начинает реагировать, как это и предусмотрено химическим законом. Попробую-ка я, улучив момент, сунуть ей деньги и попрошу пораньше закрыть кафе и переспать со мной. Тогда реакция в полном соответствии с химическим законом пойдет с нарастающей скоростью и, наконец, достигнет апогея. А мужчина, взорвавшись, пробьет стену. И правильность химической реакции будет подтверждена. Я, естественно, тоже, избавившись от своей роли... хотя и не думаю, что все связи с прошлым порваны... Обрету, наконец, свой мир за поворотом... Из окошка снова высовывается белая рука — на этот раз, очевидно, мой кофе. Женщина, держа поднос в одной руке, подходит ко мне и отставляет стул, загораживающий узкий проход между столиком и стеной. Я поспешно отодвигаю вещи, раскиданные на столе. И, ясно поняв, что в них теперь нет никакой надобности, рассовываю по карманам.