- А как же лорд Блазн? - спросил Джон. - Когда и почему начал он слагать свои песни?
- Незадолго до того, как я ушел в пещеру, - отвечал Историй. - Тогда он был иным, он очень поглупел с годами. Шумигам еще не построили. У врага были верные арендаторы в том краю, но сам он являлся редко. Мистер Маммон прикупал земли, строил фабрики, лесов и полей становилось все меньше, народ страдал малокровием и сильно горевал. Тогда Хозяин сделал занятнейший ход: послал им картинки тех мест, где они и жили, как бы набор зеркал. Люди заметили красоту пейзажа, как жители Средневековии заметили женщин, и красота эта стала для них тем, чем стал для тебя остров. Они припомнили басни Языков и придали им новый смысл; а поскольку на картинках были и женщины, к ним вернулся и культ влюбленности. Хозяин часто это делает когда старая весть угаснет, он воскрешает ее в самом сердце новой. Гонясь за новой мечтой, сложили столько песен, что я не все помню, и совершали подвиги, и ошибались, и сбивались с пути, и все-таки нередко приходили домой. Лорд Блазн - один из последних и самых жалких рыцарей этой дамы.
- Я не совсем понял, отец. Что же сделал Хозяин и что сделал враг?
- Ну, как же? Раньше картинка являла то, чего рядом нет, и люди могли творить из нее кумира. На сей раз Хозяин выбил у врага это оружие - люди видели одно и то же и на картинках, и в жизни. Даже недалекий арендатор мог понять, что пейзаж принадлежит ему в том единственном смысле, в каком это слово истинно. Конечно, враг, оправившись, измыслил хитрый ход: именно потому, что пейзаж не может стать далеким кумиром, его легко лишить очарования.
Тягу к нему нетрудно назвать просто удовольствием, которое испытывает на прогулке любой здоровый человек, а потом сказать, что шум подняли на пустом месте. Сам понимаешь, как льстит такое объяснение тем, кто картинок не видел и злится на видевших.
- Теперь мне многое стало ясно, - сказал Джон. - И все же, ты говоришь, что картинки блекнут, их приходится сменять. Быть может, северные братья правы, выметая обломки былых откровений?
- И это ты сказал потому, что мало видел, - ответил старец. - Им кажется, что Хозяин работает, как их фабрики - выдумывает что ни день новые машины взамен старых. Но они совершают две ошибки: во-первых, они и не представляют, как медленно действует Хозяин, как невообразимо редко дарует Он новую весть. Во-вторых, им кажется, что новое вытесняет старое, на самом же деле оно его восполняет. Я не видел ни разу, чтобы человек, высмеивающий и презирающий старую весть, действительно принял другую, новую. Прежде всего, это так долго длится. Помню, Гомер в краю Языков смеялся над картинками, которым предстояло еще веками пленять людей. Помню, Жан де Мэн в Средневековии смеялся над портретами Дамы, когда они еще не очаровали и половины его сограждан. Насмешка не вызвала новой вести, и он никому не помог, кроме врага.
Глава 10
Копия и подлинник
В пещере долго царила тишина, только шумел дождь, потом Джон сказал:
- И все же... и все же, отец, я боюсь. Мне страшно, что Хозяин хочет от меня совсем не того, чего хочу я.
- Да, не того, и ты это увидишь. Но ты уже понял, что, пока не обретешь, не знаешь и сам, чего хотел.
- Так говорил и мистер Мудр. Да, это я понял. Должно быть, мне страшно вот отчего: а что, если мой остров - не от Хозяина? Что, если на свете есть другая, враждебная Ему красота, и Он не разрешит мне ее коснуться? Как мы докажем, что остров - от Него? Отец Угл считает иначе.
- Ты доказал это сам, своей жизнью. Разве все, что чувства и мечты подсказывают тебе, не оказалось ложным? Разве ты не понял, отрешаясь от них, что стремление твое может удовлетворить лишь Он?
- Но тогда это так... так непохоже на все, что мы знаем о Нем! Признаюсь тебе в том, чего никому не хотел говорить: иногда стремленье мое и впрямь походило на плотскую похоть. Снобы правы, это - физическое ощущение, словно дрожь или голод.
- Знаю, знаю. Бойся этой дрожи, но не слишком. Стремленье твое лишь предвещает то, что ты обретешь. Помню, один мой друг из Средневековии сказал, что тоска души изливается в плоть.
- Он так сказал? Я думал, одни Снобы это знают. Не смейся надо мной, отец, я неучен и слушал тех, кто еще неученей меня.
Дождь ускорил сумерки, стало темно, отшельник зажег лампаду, огонек ее осветил его бледное птичье лицо. Он поставил перед Джоном еду и попросил его поесть и лечь.
- Спасибо, отец, - сказал Джон, - я очень устал. Не знаю, зачем я мучил тебя расспросами про остров. Это давно прошло. Я его и не вижу, и почти не хочу туда.
Читать дальше