Он сделал паузу, чтобы дать нам подумать. Кен с удивлением посмотрел на меня.
- Длинная рука и громкий голос Дяди Сэма, - сказал я. - Американский Шестой флот. Мы, должно быть, очень близко к ним. Нервничают, а?
Я бросил взгляд на радиокомпас: стрелка подрагивала от радиосигнала, идущего с северо-востока.
- А пальнуть по нам не могут? - спросил Кен.
- Средиземное море - пока ещё не частное американское озеро, насколько я слышал.
Снова раздался знакомый американский голос, и я его убавил. Кен внимательно смотрел вниз под нос самолета. Там ничего не было, кроме темных валов облаков и чего-то похожего на море.
- Ты знаешь, - задумчиво произнес Кен, - у них, должно быть, очень хорошие радары, если они так точно засекли нас в этом кошмаре.
- Это ж, наверно, на большом корабле - авианосце или ракетном крейсере.
- А нельзя запросить у них наше местоположение?
Я отрицательно покачал головой.
- Они очень услужливы, эти ребята. Ты их раз спросишь, а они потом прилипнут и будут передавать тебя по всему Средиземноморью. К тому же нам надо будет идентифицировать себя.
Я смотрел на радиокомпас, который почти устойчиво давал один пеленг. У меня это вызвало беспокойство. Но тут голос ушел искать нас на другом канале, и стрелка переменила направление.
Кен криво улыбнулся.
- Ты если увидишь: в нашу сторону идет управляемая ракета - называй себя.
- Есть назвать себя.
Кен взял себе карту.
- Мы примерно в двенадцати милях от Цериго. Приготовься взять вправо.
Мы уже снизились до полутора тысяч футов. В воздухе становилось темнее и словно тяжелее, будто темнота придавала ему дополнительную плотность. Между стенами облаков расстояние уменьшалось, они надвигались на нас. Мы не успеем снизиться, нам придется снова пронизывать облака.
Вдруг в конце пещеры, где сходились стены, внутри их засияло желто-зеленым, в наушниках раздался страшный треск.
Я выключил радио, сбавил газ, бросил нос резко вниз и вошел в нижнюю кромку облака, в мокрое пространство между морем и небом на высоте четырехсот футов.
Я прибавил газу, так как скорость упала до ста двадцати узлов, и осмотрелся вокруг. Собственно, смотреть было и не на что. Горизонта не было, море с небом сходились на неопределенном расстоянии. Сверху тучи нависали в виде огромного клока паутины, иногда там пробегали белые линии. Море внизу представлялось твердой массой, не имеющей глубины, просто поверхностью серого скользкого металла, которая поднималась, образовывала хребет, а затем рассыпалась на кусочки.
Впереди бушевал шквал. Мрачные кружевные занавески свисали с потолка облаков и развевались над морем. "Пьяджо" тяжело покачивался, рыская то в одну, то в другую сторону.
Кен взглянул на часы.
- Сейчас и поворачивай. Курс восемьдесят семь градусов.
Я стал делать поворот. "Пьяджо" прошел заданный курс, потом снова прошел его в другую сторону, затем нехотя принял новое направление, тяжело покачиваясь. При небольшой скорости и порывистом ветре "Пьяджо" требовал оптимального вмешательства, но я слишком вмешивался в его дела, будучи неспособным понять, где им управляю я, а где он подчиняется порывам ветра.
И вот мы попали в шквал. "Пьяджо" задрожал, и тысячи молоточков забарабанили по крыше кабины. Стекла сделались мутными от воды, потом так же быстро очистились. Кен кивнул на стекла.
- И стеклоочистителей никаких не надо. Поток воздуха все-таки сильный, раз стекла чистые. Так оно обычно и бывает.
Шквал был сильный, слишком сильный для арьергардного сектора фронта. То, что мы увидели впереди, показалось водопадом. Я забеспокоился: и без того среди этого ветра и дождя нет никакого горизонта и представления о дистанции, никакого понятия, идем ли мы со снижением или на подъем, что же будет, когда мы столкнемся с этой лавиной?
Барабанные удары дождя прекратились. Взглянув вперед, я понял, что слово "видимость" превратилось в бессмыслицу. Выглядывая воображаемые острова, я мог спокойно влететь в море.
- Иду по приборам, - сказал я, - а ты посматривай.
- Есть посматривать.
Я проверил обороты и температуру двигателей, потом нагнулся и весь сосредоточился на приборах пилотирования вслепую. Их шесть главных: индикатор скорости, искусственный горизонт, вариометр, потом отрываешь взгляд на радиовысотомер, что в стороне от центральной секции приборной панели, опять на панель - на радиокомпас, на прибор крена-поворота. И снова по цепочке: индикатор скорости и пошел дальше... Два круга в секунду. Так и идет. Убрать крен, восстановить высоту, сбавить скорость... И опять. И цифры, цифры, проверка на реакцию. Нужно успеть поставить рычаг вправо и тут же правильно оценить показания на том или другом циферблате. Какое тут искусство полета? Какая борьба не на жизнь а на смерть? Просто решаешь маленький тест на рефлексы. Два круга в секунду. И снова два круга в секунду. Зато живой.
Читать дальше