Array Латифа - Украденное лицо, Моя юность прошла в Кабуле

За те два года, что Вахид провел на действующем фронте, его дважды посылали на военную базу во Фрунзе, в Киргизию. В конце каждой недели брат приезжал домой, снимал форму, надевал традиционный афганский костюм и отправлялся молиться в мечеть.

Однажды человек по имени Шангар, родственник президента Наджибуллы, живший в соседнем с нами доме, остановил Вахида на улице. Мне было девять лет, мы с родителями сидели на балконе и издалека наблюдали за их беседой, которая длилась два часа.

Отец был очень встревожен, он знал, что Шангар не только близкий к президенту человек, но и начальник отделения секретной службы.

Как только Вахид вернулся, мы засыпали его вопросами:

- Ну, что он тебе сказал?

- Чего он хотел?

- Ничего! Так, ерунда, ни к чему не обязывающий разговор... Не волнуйтесь!

Желая успокоить семью, Вахид не сказал ничего определенного, но потом он исчез, и мы долгих три недели не имели о нем никаких известий, полагая, что брата перевели в другое место и он просто не успел никого предупредить. К несчастью, дело обстояло иначе. Как-то однажды, жарким летним вечером, к нам тайно пришел солдат из его части, поговорил с Шакилой и быстро ушел. Как я ни приставала к сестре, она ничего мне не рассказала, только твердила:

- Нужно дождаться папу.

За ужином Шакила сообщила новость:

- Вахид в тюрьме.

Папа пришел в ярость, его возмутило, что никто из армейских не счел нужным оповестить его. Он позвонил одному своему знакомому - Хасиму, который работал в отделе кадров секретной службы, и они условились отправиться на поиски Вахида следующим же утром.

Командир Пагхманского гарнизона генерал Иса Хан сообщил им, что Вахид сидит в блоке № 2 тюрьмы в Пули-Чархи, где содержались политические заключенные. Мы были сражены. Ничего трагичнее в нашей семье не случалось... Вахид - политический узник русских!

Отец отправился в тюрьму, но в первый раз ему не дали разрешения на свидание. Охранник только согласился передать брату чистую одежду, забрать у него грязное белье и отдать отцу. В отвороте штанины Вахид спрятал записку, написанную на крошечном клочке бумаги: "Папа, я жив. Чтобы получить свидание, нужно разрешение министра безопасности. Вахид".

Почти месяц понадобился Хасиму, чтобы добыть разрешение, подписанное министром. О тюрьме в Пули-Чархи ходили жуткие слухи. Один из моих дядей, Мир Акбар, мамин брат, сидел в этой тюрьме в 70-х годах. Он рассказывал нам о пытках, которым его подвергали, мы видели страшные шрамы на спине, пальцы с вырванными ногтями... Здание тюрьмы ничем не напоминало построенную из кирпича и глины старую кабульскую тюрьму: это была настоящая неприступная крепость советского образца, сооруженная сразу после прихода к власти коммунистов.

Приехав на равнину, находившуюся в пятнадцати километрах от Кабула, мы издалека увидели огромное здание, окруженное такими толстыми стенами, что поверху запросто могла бы проехать машина. Перед воротами тюрьмы в длинной очереди стояли сотни человек, ждавших свидания с близкими. Я была потрясена до глубины души и все время спрашивала себя, за что столько людей держат взаперти.

В двухстах метрах от входа в двух бараках размещались полицейские, отвечавшие за проверку и обыск посетителей: в одном "работали" с женщинами, в другом - с мужчинами. После часа ожидания назвали наконец и нашу фамилию. Мы с мамой и сестрами вошли внутрь помещения, и женщина-служащая поставила каждой из нас на руку печать, с папой проделали то же в мужском бараке.

Нас обыскали и разрешили идти к огромным металлическим воротам, таким высоким, что мне пришлось отклониться назад, чтобы прочесть две надписи, которые их венчали: "Центральная тюрьма Демократической Республики Афганистан" и "Тюрьма, вторая школа переобучения".

Как следовало понимать слово "обучение"? Не знаю, чему можно научиться в тюрьме...

Каждый раз, когда мы приезжали на свидание с Вахидом, нам приходилось отстаивать длинную очередь, проходить унизительную процедуру "штампования" и обыска у всех шести металлических ворот тюрьмы. Охранники не только проверяли печати на коже, но и расписывались на руках посетителей. Когда папа доходил до конца длинного коридора, у него на руке красовались две печати и шесть росчерков.

После многочисленных проверок нас вывели во двор под открытым небом в самом центре огромного здания тюрьмы. Земля была влажной - ее поливали, чтобы прибить пыль. Охранник выкрикнул имя брата, и мы наконец встретились. Вахид расстелил на земле платок, мы сели. Я не могла оторвать глаз от брата, его длинной бороды, черной тюремной одежды. Все мы плакали, Вахид целовал руки родителям и умолял нас не горевать. На свидание было отпущено всего полчаса, и брат собирался сообщить нам важные вещи, но за нами наблюдал солдат, так что из осторожности Вахид рассказал только самое главное.