Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем - проза поэта

Где-то далеко, но отчётливо слышно раздался щёлк переключения. Алексей Петрович прослушивал всю линию. Издалека возник другой мужской голос. Он властно произнёс:

— Алексей Петрович — твёрдый орешек. На этот раз он выскользнул. Пускай погуляет денька два-три. Теперь мы знаем, на что он способен. Он от нас не уйдёт… А что с другими?

Подсобный голос на линии стал перечислять имена и фамилии известных и малоизвестных писателей, художников, музыкантов, учёных; среди выдающихся попадались заурядные. Властный голос определял их положение и судьбу:

— Этот отпадает, а тот наш, тот тоже наш, и тот наш, тот отпадает, и тот отпадает… Феликс Жериборов? Что о нём слышно? Анекдот! Он приснился Москве и его ищет ОМОН? Пускай ищет. Мы им займёмся позже. Он отпадает. Этот готов, и тот готов, и тот, и тот…

«В основном, они срезают цвет нации», — подумал Алексей Петрович. Вдруг прозвучала фамилия Ивана. Он вздрогнул. Властный голос помедлил и определил:

— Пускай летит в Сибирь. Он оттуда не вернётся.

Иван сидел напротив и ничего не слышал. Алексей Петрович тихо шепнул через стол:

— Иван, не лети в Сибирь.

Тот посмотрел на него с удивлением. Алексей Петрович боялся, что его услышит голос, и больше ничего не сказал. Но его услышали. Властный голос на линии обратился прямо:

— Не лезь не в своё дело! Положение меняется. Спускайся в подъезд. Там тебя встретят.

— Там тебя встретят, — повторил глумливо подсобный голос.

Раздался звонок телефона. Иван встал и пошёл в конец коридора, где находился телефон. Коротко поговорил и вернулся обратно.

— Звонила твоя жена. Она уже дома. Спрашивает, как ты себя чувствуешь?

— Как я себя чувствую? — поднял глаза Алексей Петрович. — А чёрт его знает.

— Чёрт знает, — глумливо произнёс голос издалека и повысил тон: — Чёрт всё знает. Спускайся вниз, тебя встретят и поведут в одно тайное местечко. Там тебя разделают под орех. Ох, разделают. Кровью истечёшь по капле.

Алексей Петрович понял: надо действовать. В его положении это означало: надо говорить и говорить, чтобы заглушить голоса. Он начал так:

— Иван, поставь чайник. Ничего. Буду пить одну кипячёную воду. В горле пересохло.

Он говорил длинно и сбивчиво и заметил, что пока он говорил, то голос молчал, не вмешивался. Алексей Петрович стал говорить что попало. Так говорят пьяные или чем-то взволнованные люди. Иван с удивлением поглядывал на него. Алексей Петрович перевёл дыхание и сказал:

— Иван, ты помнишь, как мы пили на Кавказе с грузинами?

— Помню, — улыбнулся Иван, — дюжие были грузины. Я сразу свалился, а ты пил до тех пор, пока не свалились все грузины. Встряхнул меня и потащил на себе в гостиницу. Силён ты был.

— Сейчас не то, — вздохнул Алексей Петрович.

— Не то, не то, — повторили голоса. Чтобы их перебить, он снова обратился:

— Иван, расскажи что-нибудь про свою деревню.

Тот нахмурился:

— Была деревня, и не стало деревни.

— Расскажи, как не стало деревни.

Иван стал рассказывать, а он пил кипячёную воду, вставлял слова, снова слушал. Голоса молчали. Рассказ Ивана кончился.

— Жаль! — сказал он.

— Жаль, жаль, — мгновенно произнёс посторонний голос и прогнусил: — Спускайся вниз.

Алексей Петрович ринулся в ванную, открыл кран, подставил уши под бьющую водяную струю, зажал уши пальцами. Голос пропал. Он ослабил один палец, из-под него пискнул голос:

— Вода не поможет.

Алексей Петрович плотно обмотал полотенцем голову. Голос прорвался с шипением:

— Полотенце не поможет.

Он вернулся на кухню. Он уже выкурил все сигареты. Иван был некурящий и в доме курева не держал. Голоса одолевали. Алексей Петрович налил в чашку последнюю воду из чайника, подумал: «Вот последняя чашка!»

— Последняя чашка, — произнесли голоса, — допивай и спускайся вниз.

Алексей Петрович сидел и думал.

— Он думает, — сказал глумливый голос, — он думает. Дурак, всё равно ничего не придумает.

— Он не дурак, — произнёс другой, властный голос. — Он ищет выход. Укоротим ему поводок.

Алексей Петрович напряг свою мысль: «Они действуют механически. Я бы задавил их образным мышлением, но не могу, оно наглухо забито их тупыми повторами. Попробую действовать, как они, механически».

Он начал выкидывать штуки. Тряс и вертел головой во все стороны, задерживал и с шумом выпускал дыхание, бил языком о зубы. Поджав нижнюю губу, дул в подбородок, шлёпал губами, издавал дикие недолжнораздельные звуки. Голоса молчали и ждали, когда он устанет. И он устал. Когда он замолк, голоса воспроизвели вслух последнюю часть его тарабарщины и замолчали, а потом один голос жутко шепнул ему на ухо: