Уильям Берроуз - Мое образование (Книга Cнов)

Гребная лодка в озере или лагуне. Вода серая и смертельно спокойная, гладкая, как стекло, но лодка все равно движется все дальше и дальше от берега, пока его уже почти не различить. Здесь должно быть течение, вроде поверхностной реки. Небо теперь -- серое, и серая вода до горизонта.

Оказываюсь в древнем Риме -- беседую с Цицероном, который жалуется, что ситуация нестабильна и опасна. Ему бы хотелось немного мира. У него длинный нос, как у фигуры на картине, которую я написал вчера, и я теперь замечаю, что у фигуры, черной на белом, намечено нечто вроде тоги.

Там есть комната, куда не впускают женщин. Это постоянное место, можно сказать, -- никаких женщин здесь никогда нет, и стоит мне войти, как я покидаю весь мир мужчин/женщина навсегда. Вечные прощания. Между этой комнатой и той, в которой я, -- стойка бара. Там сидят какие-то женщины, и я говорю:

-- Отойдите в сторону!

Они отходят, и я перелезаю через стойку, но за спиной слышу другие женские голоса: они говорят, что не согласны с моим уходом. Комната, в которую я перебрался, -- маленькая, точно здешняя кухня. Но за нею -дверь. Из внешнего помещения по-прежнему доносятся жалобные голоса.

Другие декорации сна. Сижу за деревянным столом в комнате с несколькими людьми, которых не могу вспомнить. В одном конце комнаты -бассейн с застоявшейся водой. Вот с пола поднимают корзину смертельных сладостей и ставят на стол. Похожи на коричневые яйца с утолщенной скорлупой, маленькими трубками и загогулинами карамельно-коричневых и сливочно-белых оттенков. Я откусываю от скорлупы. Та же самая невыносимая ноющая сладость... сладость зубной боли.

Затем входит кто-то с пистолетом, который сам же и делает. Дуло еще не высверлено, и одна сторона открыта, из нее вываливаются непонятные пружинки, винтики и детали из полированного металла.

Мне кажется, это было до Торонто, почему же в голову лезет Сиэттл? Я стою в обычных декорациях сна -- в большой, грязной, серой чердачной студии, и у посыльного в неряшливой грязной синей форме и синей фуражке есть для меня сообщение, но его перехватывает кто-то другой, утверждающий, что он -- я, и забирает послание. Затем появляется еще один посыльный... старый, с морщинистой, желтой пергаментной кожей, что под его фуражкой смотрится, как маска, и сообщение на сей раз -- визитка с моим именем, вся грязная и смазанная... теперь уже никаких уверток. "Почтальон всегда звонит дважды"(66). Да, это было перед самым отъездом в Торонто и не совсем благоприятный знак.

Затем -- сон, первая ночь в Торонто в отеле "Саттон-Плейс", в моем роскошном номере. Я -- на вокзале, и мимо проходит поезд и останавливается лишь на несколько секунд, времени сесть в него нет, и вагоны открыты на обе стороны, точно платформы для скота. Я, наконец, сажусь в один, и он останавливается на АРМЕЙСКОМ ПОСТУ, и все выходят. Это конец линии. Я отыскиваю асфальтовую дорогу, которая ведет дальше, и спрашиваю у кого-то, доберусь ли я по ней до Сент-Луиса. Он отвечает, что да. А далеко? "Около шести миль". Я прикидываю, что могу дойти за час, поскольку путь все время под гору. Некоторые участки дороги похожи на рынок -- овощи, фрукты, тусуются люди.

Несколько жутчайших приступов за те пять дней, что я провел в Торонто. Изматывающая боль, распространяющаяся из левой руки и доходящая до челюсти. Глотаю пилюли нитроглицерина, как орешки. Боль накатывает волнами и пригвождает к постели. Отстраниться от нее никак нельзя, поскольку отстраняться некуда. В К.С. меня встретил и проводил Билл Рич. Назад сквозь грозу с градом (штормовое предупреждение о торнадо), конец дня вторника. Град -- как мячи для гольфа. Страховым компаниям пришлось выплатить миллионы за помятые машины и разбитые крыши.

В четверг после Торонто сходил к доктору Хиберту и немедленно -- в больницу. Рентген с красителями показал: основная артерия на девяносто восемь процентов закупорена. Ангиопластия в понедельник утром. Выписался из больницы Св. Франциска во вторник днем. Еле выкарабкался. Д-р Хиберт сказал, что не позволил бы ехать в Торонто. Я и понятия не имел, насколько серьезна ситуация. Еще три-четыре дня и... обширный инфаркт.

Я думаю -- озеро в Неваде. Из окна можно видеть лодки. Прошлой ночью -- сон о Посетителе. Услышал, как в передней комнате разговаривают люди. Там был Морт. Потом я с тупорылым в руке вышел из спальни -- в дверях в переднюю комнату стояли два человека. Я вошел. Остов кровати исчез. Человек в красном костюме лежал на полу и говорил что-то оскорбительное. Я сказал: