Генрих Манн - Бедные (Империя - 2)

- Что же теперь будет?

Бальрих, засунув руки в карманы, прислонился к двери. Он устало спросил:

- С кем?

Гербесдерфер подскочил к нему:

- С нами! С нашими правами!

Бальрих исподлобья уставился на него. Польстер, стоявший перед ним, с обычным для него выражением собственного достоинства, степенно и твердо возразил:

- Какие там права! Люди это люди. Как постелешь, так и поспишь.

- Совершенно верно, - язвительно заметил Бальрих и при этом вспомнил о жене Польстера.

Но Гербесдерфер не отступал. Глаза его за круглыми очками все так же горели фанатизмом:

- Ты должен действовать! Все твои приверженцы отпали! Они уже не видят впереди ничего, кроме горя и нужды. Зачем же ты их растравил?

Бальрих язвительно заметил:

- А участие в прибылях?

- Вернейшее средство, - подхватил Польстер и повторил на память директорское объявление; затем принялся разъяснять его выгоды.

- Это все равно как если бы у каждого из нас было собственное маленькое предприятие, и притом мы бы не несли никакой ответственности за него.

- Все это иллюзии! - сказал Бальрих.

- Пусть... Если бы даже... ни один из нас не нес ответственности, начал Гербесдерфер, запинаясь от негодования, - но ты, Бальрих, ответишь! Что ж, так и будет дальше - этот обман и грязь вокруг нас? Нет, тогда... Он уставился на Бальриха и, снова запнувшись, с трудом докончил: - Тогда тебе остается только одно - поджечь фабрику.

Бальрих, словно оттолкнувшись от стены, сделал шаг вперед.

- Я не за это боролся, - угрожающе сказал он.

Гербесдерфер был изумлен:

- Не ради нас?

- Так слушайте же, - я свой путь знаю, а до ваших историй мне дела нет!

С этими словами он вышел.

- Предатель! - крикнул ему вслед Гербесдерфер.

- Разумный парень, - заметил Польстер.

Без шапки, в одной куртке шел Бальрих по улице, борясь с бурей.

- Меня им не провести! - воскликнул он вслух. - Стать поджигателем и попасть за них на каторгу? Им хотелось бы совсем убрать меня с дороги, вот что! Я мешаю их мещанскому покою; и они подсылают ко мне этого болвана Гербесдерфера. - Бальрих расхохотался. - Охотно верю, что и ваш товарищ Геслинг с радостью избавился бы от меня, но я еще выведу его на чистую воду.

Вдруг он на кого-то наткнулся. Оказалось - это старик Динкль. Полы его ветхого плаща развевал ветер. Держа жестяной котелок в окоченевших руках, он плелся в закусочную за милостыней. Ветром снесло его шляпу. Бальрих бросился за ней и поднял - старенькая, жалкая шляпенка, не лучше тех, что выкидывают на помойку, но почему-то тяжелая, странно тяжелая. Ах, вот почему! Пыль бесконечных дорог, смешанная с потом, - вот отчего она такая тяжелая.

Старик смиренно проговорил!

- Честь имею, сударь.

Тут Бальриху почему-то вспомнилось, что в детстве старик однажды отколотил его, и он сказал:

- Ваш сын велел передать вам эти деньги.

Он отдал старику все, что у него было при себе, и пошел дальше. Продолжая блуждать без цели, он думал: "Они слишком бедны, что можно с них спрашивать? Все мы так бедны, что не может быть и речи о каких-либо требованиях или правах".

Бальрих почувствовал, что и он такой же, как все. Ни его миссия, ни испытания, ни душевная борьба - ничто не изменило его. Всю жизнь ты в тисках нужды - вот твой удел, бедняк. Высокие порывы самопожертвования заказаны тебе, бедняку. Ты еще не успел восстать, а ружья уже ощетинились тебе навстречу, и выбора у тебя нет: так и так - смерть. Или же и впредь жить крохами с чужого стола. Их бросают тебе, а ты даже спросить не смеешь, кто и откуда. "Почему же Бук бросает их мне? Платит и Клинкоруму и Геллерту? Что это - эксперимент, фокус? А про себя, конечно, думает: какое еще там право? Какая победа? Какая борьба? Но это бесит кое-кого, - вот почему рабочий должен стать юристом. Тогда-де мы увидим, думает Бук, что останется у юриста от его идеалов!"

И Бальрих, истерзанный мукой, крикнул навстречу буре:

- Идеал в трущобе Геллерта! Его утопили в грязной луже! И каким же бесстрашным должен быть тот, кто выловит его оттуда...

От заснеженных полей тянуло ледяной сыростью. Там, в "рабочем" лесу, мелькнула и скрылась чья-то тень. Бальрих едва разглядел ее. Он шел, сраженный крушением всех своих надежд.

"Почти два года прошло с тех пор, как я встретил здесь бедную Тильду. Много горя было у нее тогда: я дал ей счастье. Это все-таки уже кое-что. А с тех пор - что сделано мною?"

Он размышлял о своем единоборстве с Геслингом и о том, к чему оно привело.

- Хорошо! - угрюмо сказал наконец Бальрих. - С иллюзиями покончено! Но действительность? Где та твердая почва, которая необходима для борьбы? Пожелтевший клочок бумаги в кармане - вот все, чем я располагаю; и это должно стать мечом, которым я одолею мир, новым евангелием, которым я все в нем переверну?.. - Мощные силы, отделявшие рабочего от его врага, только теперь предстали перед ним во всей своей осязаемости. - Попытайся пробиться! И ты будешь обращен в ничто, меркнущая искра от горевшей мысли - вот все, что от тебя останется.