Генрих Манн - Бедные (Империя - 2)

- Дядя, а что это за история была тогда у тебя с Геслингом? Помнишь?

Геллерт бессмысленно уставился на племянника.

- Тогда? - повторил он.

Бальрих уверенно кивнул:

- У тебя... и ты знаешь, с кем.

Бальрих решил непременно выяснить, что крылось за недавней болтовней старика: "Ведь я бы мог нынче сидеть на его месте!" Наверно, просто врал, старый бездельник, - твердил себе Бальрих всякий раз, когда ему приходили эти слова на память. И все же они приходили. Теперь он ждал, чтобы старик сам все выложил. Эта минута настала. Геллерт будто очнулся и с дрожью в голосе спросил:

- А разве я чего-нибудь проболтался?

- Ты уже сказал слишком много, - отрезал Бальрих, - валяй до конца.

- Неужели кто-нибудь узнал?

- От меня-то ни один человек не мог узнать. Но если ты со мной не будешь откровенен...

Старик торопливо закивал.

- Уж лучше ты, чем другие. Ты самый толковый. А от твоего дядюшки мало было проку.

- Мне это отлично известно, - резко ответил Бальрих. Он отнюдь не чувствовал расположения к родственникам, которым, подобно его дядюшке, хоть он и прожил на свете семьдесят лет, не только нечего было оставить своим племянникам, но они еще сами сели им на шею. Да и эта пляска вокруг Лени покоробила его.

Старик испуганно заморгал. Из страха перед племянником он решил плюнуть на всякую осторожность.

- Да разве я мог... тогда предвидеть, - начал он. - Представь, что есть у тебя старинный друг, боевой товарищ, с которым ты делишь все: твой матрац - его матрац, твоя вошь - его вошь, и даже наши жалкие пфенниги лежат в одной копилке. Порой в ней бывали впрочем, и талеры. И вот когда один из друзей надумал обосноваться в одном городке, заняться своим ремеслом и стать мастером, другой, уезжая, до своего возвращения оставляет ему свои талеры.

- И это был ты?

- Видит бог, я.

- Кому ты оставил талеры - старому Геслингу?

- А тому, кто их хапнул. Понял? - шепотом сказал Геллерт.

Бальрих пожал плечами.

- Интересно, целы они были бы у тебя сейчас?

Тут старик, вспылив, ухватился за край стола и завопил фистулой:

- Не талеры были бы у меня нынче, а моя доля доходов, вот что!

Едва эти слова вырвались у Геллерта, как он испуганным взором обвел всех присутствующих. Но среди шума и разговоров никто его не слышал. Бальрих сердито отвернулся. Нужда была допытываться, старик несет явный вздор!

- Выходит, Геслинг на твои три-четыре талера построил фабрику?

- Не четыре, а четыреста минус четыре, - зашипел Геллерт. - Да, да! И все это я получил от жены одного мастера, у которой малярничал... можешь сам догадаться, за что получил... Малярной кистью я бы, конечно, столько не заработал!

- Бесчестные деньги, - сказал Бальрих. А старик заблеял:

- Попробовала бы она их не дать, узнала бы, почем фунт лиха!

- И Геслинг знал об этом?

- А то нет!

- Тоже негодяй!

Геллерт насупился и заметил с укором:

- Он-то тут ни при чем. Старик Геслинг был даже строгого поведения. Он сам обозвал меня тогда негодяем.

- Дал он тебе хоть расписку?

- Я и не требовал.

Бальрих вытянул шею и, посмотрев прямо в глаза старика, сказал:

- Ну, хватит с меня твоих небылиц.

Геллерт заплакал.

- Да ведь все это так и было, - всхлипывал он, - а ты думаешь, я лгу!

Он стал толкать в бок Динкля и Гербесдерфера, пока те не повернулись к нему.

- Расписки между старыми друзьями, между боевыми товарищами? Вы слышали что-нибудь подобное?

Но так как те не понимали, о чем речь, он снова выложил всю историю, клянясь, что этот долг не уплачен ему и поныне. Почему же он до сих пор не потребовал обратно свои деньги? Да очень просто: когда он много лет спустя вернулся домой, от его денег уже не осталось и пфеннига. Вернее, они были вложены в дело.

- Вложены в дело? И ты это можешь доказать?

- Еще бы! Пришел я как-то к старику Геслингу в контору, - это было в Гаузенфельде, - он взял меня за руку и все тогда тщательно подсчитал.

Бальрих недоверчиво уставился на дядю.

- Гаузенфельд никогда не принадлежал старику Геслингу. Его бумажная фабрика была на Мейзештрассе.

Геллерт рассвирепел.

- Не знаю - на Мейзештрассе или в Гаузенфельде, но я как сейчас вижу его за конторкой у окна, он почесывает затылок и считает, а потом говорит, чтобы я повременил немного, скоро-де и я начну получать свою долю прибыли.

- Ты видишь его перед собой - допустим! Ну а других доказательств у тебя нет?

- На конторке у него лежало пресс-папье в виде головы лошади.

- И давно это было?

- Ровно сорок лет назад! - воскликнул Геллерт.