Томас Манн - Тристан

Он был нелюдим и ни с кем но общался. Лишь изредка находили на него приливы общительности и любвеобилия, избыток чувств, и случалось это, когда господин Шпинель впадал в эстетический восторг, восхищаясь каким-нибудь красивым зрелищем - сочетанием двух цветов, вазой благородной формы или освещенными закатом горами. "Как красиво! - говорил он, склонив голову, растопырив руки и сморщив губы и нос. - Боже, поглядите, как красиво!" В такие мгновения он готов был заключить в объятия самую чопорную особу, будь то мужчина или женщина...

На столе у него, на самом виду, постоянно лежала книга его собственного сочинения. Это был не очень объемистый роман с весьма странным рисунком на обложке, напечатанный на бумаге одного из тех сортов, которые употребляются для процеживания кофе, шрифтом, каждая буква которого походила на готический собор. Фрейлейн фон Остерло как-то в свободную минуту прочитала роман и нашла его "рафинированным", а это слово встречалось в ее суждениях тогда, когда нужно было сказать "безумно скучно". Действие романа происходило в светских салонах, в роскошных будуарах, битком набитых изысканными вещами - гобеленами, старинной мебелью, дорогим фарфором, роскошными тканями и всякого рода драгоценнейшими произведениями искусства. В описание этих предметов автор вложил немало любви, и, читая их, сразу можно было представить себе господина Шпинеля в мгновения, когда он морщит нос и говорит: "Боже, смотрите, как красиво!" Удивительно было то, что никаких других книг, кроме этой одной, он не написалу-а писал он явно со страстью. Большую часть дня он проводил в своей комнате за этим занятием и отсылал на почту на редкость много писем - почти ежедневно одно или два, - сам же, как это ни смешно и ни странно, получал их крайне редко...

За столом господин Шпинель сидел напротив жены господина Клетериана. К первому после их приезда обеду он явился с некоторым опозданием.

Войдя в просторную столовую, помещавшуюся в первом этаже пристройки, он негромко сразу со всеми поздоровался и прошел к своему месту, после чего доктор Леандер без долгих церемоний представил его вновь прибывшим. Господин Шпинель поклонился и не без смущения принялся за еду, причем его белые, красиво вылепленные руки, торчавшие из очень узких рукавов, несколько аффектированно орудовали ножом и вилкой. Вскоре он почувствовал себя свободнее и стал потихоньку поглядывать то на господина Клетериана, то на его супругу. Господин Клетериан в продолжение обеда несколько раз обращался к нему с вопросами и замечаниями относительно условий жизни в "Эйнфриде" и местного климата, жена его мило вставляла словечко-другое, и господин Шпинель учти-во отвечал им. Голос у него был мягкий и довольно приятный; но говорил он с некоторым усилием и захлебываясь, словно зубы его мешали языку.

Когда после обеда все перешли в гостиную и доктор Леандер, обратившись к новым постояльцам, пожелал, чтобы обед пошел им на доброе здоровье, супруга господина Клетериана осведомилась о своем визави.

- Как зовут этого господина? - спросила она. - Шпинелли? Я не разобрала его фамилию.

- Шпинель... не Шпинелли, сударыня. Нет, он не итальянец, и родом он всего-навсего из Львова, насколько мне известно...

- Что вы сказали? Он писатель? Или кто? - поинтересовался господин Клетериан; держа руки в карманах своих удобных английских брюк, он подставил ухо доктору и раскрыл рот, как иные делают, чтобы лучше слышать.

- Не знаю, право, - он пишет... - ответил доктор Леандер. - Он издал, кажется, книгу, какой-то роман, право, не знаю...

Это повторное "не знаю" давало понять, что доктор Леандер не очень-и дорожит писателем и снимает с себя всякую ответственность за нет

- О, ведь это же очень интересно! - воскликнула супруга господина Клетериана. До сих пор ей ни разу не приходилось видеть писателя.

- Да, - предупредительно ответил доктор Леандер, - он пользуется, кажется, некоторой известностью...

Больше они о писателе не говорили.

Но немного позднее, когда новые постояльцы ушли к себе и доктор Леандер тоже собирался покинуть гостиную, господин Шпинель задержал его и, в свою очередь, навел справки.

- Как фамилия этой четы? - спросил он, - Я, конечно, ничего не разобрал.

- КлетериаН, - ответил доктор Леандер и пошел дальше.

- Как его фамилия? - переспросил господин Шпинель.

- Клетериан их фамилия, - сказал доктор Леандер и пошел своей дорогой. Он отнюдь не дорожил писателем.

Мы уже как будто дошли до возвращения господина Клетериана на родину? Да, он снова был на Балтийском побережье, с ним были его коммерческие дела, с ним был его сын, бесцеремонное, полное жизни маленькое существо, стоившее матери стольких страданий и легкого заболевания дыхательного горла. Что касается самой молодой женщины, то она осталась в "Эйнфриде", и советница Шпатц взяла на себя роль ее старшей подруги. Это, однако, не мешало супруге господина Клетериана находиться в добрых отношениях и с прочими пациентами, - например, с господином Шпинелем, который, ко всеобщему удивлению (ведь до сих пор он ни с одной живой душой не общался), сразу же стал с ней необычайно предупредителен и услужлив и с которым она не без удовольствия болтала в часы отдыха, предусмотренные строгим режимом дня.