Алан Маршалл - В сердце моем

Он вытащил из кармана сложенный в несколько раз лист бумаги, развернул его и протянул мне:

- Вот мой контракт. Прочти.

Это было соглашение, изобилующее юридическими терминами - Рэд Маллиген, "нижеименуемый, работающий по найму", обязывался на протяжении девяти месяцев служить боксером у Вильяма Хадсона "и ломимо того выполнять другие работы, связанные с установкой, разборкой и упаковкой оборудования, палаток, багажа и присмотром за таковыми, а также нести любые другие обязанности по усмотрению хозяина".

За эту работу Рэду полагалось вознаграждение в раз-" мере двух фунтов в неделю и пропитание.

"Он должен будет отдавать все свое внимание и время своим обязанностям - гласило соглашение - и честно и преданно служить хозяину".

Далее следовала оговорка, что контракт расторгается в случае болезни Рэда; что контракт может быть расторгнут и по другим причинам, и что Рэд "не должен разглашать или обсуждать с кем-либо содержание контракта". В заключительном абзаце Рэд ставился в известность, что хозяин имеет право уволить его за проступок или пьянство, ничего при этом не заплатив.

- А кому дается право решать, что такое проступок? - спросил я Рэда.

- Хозяину. Мы до конца сезона не получаем ни гроша. Предполагается, что хозяин произведет расчет после окончания сезона, но на последней неделе он выбирает день и ставит нам выпивку, мы, конечно, на нее набрасываемся - что поделаешь, уж такие мы уродились! А после выпивки объявляет представление. Мы не являемся - потому что все вдребезину пьяные. Это - уже проступок. И всех нас по шапке - да еще без гроша!

Маллиген налил себе еще кружку чая и стал ложку за ложкой накладывать сахар.

- Интересно, что дает человеку сахар? - спросил он.

- Говорят, сахар дает энергию.

- Черт возьми, как раз то, что мне нужно.

- Сколько раз за сезон тебе приходится выходить на ринг?

- Сейчас соображу. - Он прищурил глаза, устремил их в небо и, беззвучно двигая губами, начал считать. - Около ста пятидесяти раз. Вот, смотри сам: два представления в неделю, девять месяцев, два выхода на ринг в каждом представлении, четыре выхода в неделю, тридцать девять недель. Всего сто пятьдесят шесть выходов, верно? - Он замолчал. - Да, правильно - сто пятьдесят шесть. На деле получается еще больше.

- И если бы еще только бокс, - продолжал Рэд. - За сезон мы покрываем расстояние больше двадцати тысяч миль. Выезжаем из города часто в восемь вечера, едем всю ночь, чтобы поспеть к утру в другой город, где в тот же день выступаем. Чтобы поставить балаган, надо два часа. Это, доложу я тебе, работенка!

- Интересно, сколько ударов падает на твою голову в течение сезона, сказал я, все еще думая о цифрах его печальной статистики.

Рэд улыбнулся:

- Да с тысячу, я думаю. - Он потер пальцами щеку. - И все они дают себя знать...

На следующий день я стоял среди нескольких любопытных перед боксерским балаганом и наблюдал, как

Вильям Хадсон готовится зазывать зрителей на свое представление. Был он невысокий, толстый, с растрескавшимися губами и ярким цветом лица. На нем был костюм в клетку, красный галстук бабочкой и серая фетровая шляпа, сдвинутая на затылок.

Чувствовалась в нем уверенность человека, который привык, чтобы его слушались, который нажил много денег и собирается нажить еще больше.

- Сюда, Джонни! - отрывисто скомандовал Хадсон чемпиону, пальцем указывая на место рядом с большим барабаном в конце помоста.

Джонни, засунув руки в карманы синего халата, накинутого поверх трусов, прошел вдоль помоста к барабану.

Остальные три боксера встали в ряд на помосте. Все они были в халатах, лица их не выражали никакого интереса ни к приготовлениям Хадсона, ни к людям, собиравшимся внизу. Они смотрели поверх голов зрителей, занятые своими мыслями. Эти привычные невеселые мысли помогали им не думать о надвигающейся жестокой схватке.

- Давай, - сказал Хадсон.

Джонни начал бить в барабан, ритмичные звуки привлекли внимание людей на площади. Многие оторвались от забора и пошли по направлению к балагану.

Хадсон, сложив руки рупором, стал взывать к толпе! "Спешите! Спешите! Спешите!"

"Бум! Бум! Бум!" - вторил барабан.

- К нам, к нам! Вы увидите мировой бокс! Превосходные боксеры! Знаменитая труппа Хадсона. Спешите! Спешите!

Хадсон дал сигнал боксерам.

- Гей, гей, гей! - выкрикнули они в унисон. - Гей, гей! Гей! Закричали они еще громче, затопали ногами, замахали руками. Барабанный бой участился.

Толпа росла, заполняя дорожку вокруг арены, мешая проходить. Женщины с детскими колясками, ребята с шарами, целые семьи с термосами и корзинками с едой, наткнувшись на препятствие, останавливались послушать.