Алан Маршалл - В сердце моем

Я улыбнулся ему.

- Вот это мне нравится, - сказал он. - За долгие годы у вас выработалась защитная реакция, которая вызывает у меня интерес. Сожалею, что не могу пригласить вас остаться пообедать. Я - диабетик и сижу на специальной диете. Да и вообще предпочитаю есть в одиночестве.

Я сделал движение, намереваясь встать.

- О нет, не уходите! - Он остановил меня, подняв огромную бледную руку с длинными пальцами. - Мы выпьем по рюмке мадеры. Ваше общество доставляет мне удовольствие,

Он достал из шкафа бутылку вина, наполнил две рюмки и одну из них протянул мне. Потом закурил вторую сигарету.

- Это сигареты особого сорта. Вероятно, вы с большим удовольствием будете курить свои.

- Их делают специально для вас? - спросил я.

- Да. На них моя монограмма.

Большими шагами он стал мерить комнату.

- Не думайте, - продолжал он, - будто мне неизвестно, что такое голод. Известно! Мой отец был поляк; он бежал из Польши, перешел границу под выстрелами. Мне тогда было двенадцать лет. Сначала мы жили в Англии, а когда мне исполнилось восемнадцать, переселились в Австралию.

Здесь отец разбогател на торговле готовым платьем. Я был младшим сыном, и мне единственному удалось извлечь какую-то пользу из отцовского состояния. Он смог дать мне университетское образование. Братьям повезло меньше. Я вернулся в Англию и открыл врачебный кабинет на Харли-стрит. Первое время пока я не завоевал прочного положения - я мог позволить себе тратить только шесть пенсов на завтрак и шесть пенсов на обед. Так что я знаю, что значит жить впроголодь. Я знаю, что значит сидеть без денег. И именно поэтому умею их ценить.

Он перестал шагать по комнате, выглянул в окно, потом снова повернулся ко мне.

- Я многого добился, - сказал он. - Перед тем как я покинул Англию, у меня было двадцать слуг, дом на Харли-стрит и загородный особняк.

Недавно я получил письмо от моего лондонского агента с предложением продать эти два дома за пятнадцать тысяч фунтов каждый. Я принял предложение; но сегодня утром узнал, что фунту угрожает девальвация. Я немедленно телеграфировал, чтобы продажа была приостановлена. Зачем мне эти тридцать тысяч, если фунт обесценится!

- Но ведь девальвация коснется всех без исключения, - возразил я. - Вы все равно останетесь богатым человеком.

- Вы - полный профан в денежных делах, - резко сказал Колин Стрит.

Он на мгновение задумался, глядя в пол. Потом прошептал:

- Деньги... - Повернув голову, он посмотрел мне в глаза. - Интересно, что стали бы с ними делать вы?

- Я знаю одного человека, - продолжал он с живостью, расхаживая по комнате, - меня уговорили лечить его даром. Он долго был без работы и устроился наконец на службу с жалованьем в двенадцать фунтов в неделю. И вы знаете, что сделал этот человек? Еще не начав работать, он купил радиоприемник за двадцать семь фунтов десять шиллингов.

- У вас есть радиоприемник, - заметил я. - Почему бы и другому не иметь его?

- То есть как это? - удивленно воскликнул он. - Даже я хорошенько подумал бы, прежде чем заплатить двадцать семь фунтов десять шиллингов за радиоприемник.

- Уж не хотите ли вы сказать, что согласны отказывать себе в желаниях. Ну скажите, положа руку на сердце, - вы ведь покупаете все, что вам захочется?

- Ничего подобного.

- В таком случае, вы просто копите деньги, как обыкновенный скряга.

Он начал оправдываться:

- Должен же я подумать и о старости. Приходится заботиться о будущем.

- Совершенно верно; и я тоже должен заботиться о своем будущем, потому-то я и обратился к вам.

- Вам нечего терять, - заявил он. - А когда терять нечего, нет причин для беспокойства. Если произойдет крах, на вас это не отразится, а я пострадаю. Мои деньги помещены недостаточно надежно. Я должен все время думать, как бы не потерять их. Богатство налагает огромную ответственность; вы и понятия о ней не имеете. Вам не требуется никаких усилий, никакого напряжения, чтоб сохранить свое положение. Всю жизнь вы будете вести существование, к которому привыкли. Я вовсе не уверен, что то же самое можно сказать обо мне.

- К счастью, у меня есть деловая хватка. - Он прошелся из конца в конец комнаты, размахивая гибкой, сильной рукой. - Я доказал это в Англии. Мои дома по-прежнему принадлежат мне. Да. - Он задумался. - В Англии у меня был свой "роллс-ройс", и я нанимал шофера за тридцать шиллингов в неделю.

- Какая нищенская плата! - заметил я.

- Со временем я повысил ее до двух фунтов, и шофер мой жил как король. Он был великолепный шофер. В этом заключалось его призвание - быть шофером, и ничем иным.