Аскольд Мельничук - Посол мертвых

Лев решил не ходить на работу, несколько минут назад он позвонил в контору и сказался больным. Предстоящий день таил в себе угрозу. Ада терпеть не могла, когда Лев оставался дома.

Он притворялся, будто читал газету, но страницы переворачивал подозрительно быстро и постоянно тер шею, в которой, видимо, гнездилось у него чувство вины за безответственное отношение к работе. В кухне висело такое напряжение, что Ада, обычно ловко управлявшаяся с ножом, порезала себе палец, причем дважды, но оба раза сдержалась, не вскрикнула. Мальчики только что ушли в школу.

- Ты потеряешь работу, - наконец сказала она и тут же пожалела об этом. Трех слов оказалось достаточно.

- Что?! - заорал Лев. Курок был спущен. Он швырнул на пол газету и подскочил к плите. - Что ты сказала? - Вся его кожа сделалась такой же бурой, как ее испачканные свеклой ладони. Она ощущала его пахнущее кофеем дыхание у себя на затылке. - Да я вышвырну тебя на улицу! Я вкалываю. Вкалываю шесть дней в неделю. Может человек позволить себе хоть короткий отдых? - Она стояла, нахмурившись, сосредоточенная. - А ты только притворяешься, что у тебя дел невпроворот. Все, что ты делаешь за день, я могу сделать за час, - рычал Лев.

Наконец, не в силах больше сдерживаться, она, с ножом в руке, резко обернулась.

- Ты ничтожный нытик! Посмотри на Игоря или Эдуарда. Разве они отлынивают от работы? Они делают все, что приходится делать, - прошипела она.

Это было уже слишком, и Лев второй раз за утро поднял на нее руку.

Ночью, после того как мальчики ложились спать, все становилось по-другому.

Спальня была храмом, святилищем. Ада делала все возможное, чтобы украсить ее: вешала на окно искусно вышитые занавески, такими же мастерски вышитыми рушниками застилала комод, купленный у миссис Думки на церковной распродаже.

Двуспальная кровать была широкой, но после бурных дневных ссор они тесно прижимались друг к другу, словно весь день только и делали, что обменивались воздушными поцелуями. Лев находил рукой ее грудь, и она сдавалась ему со вздохом томления.

Каждая ночь заканчивалась тем, что она целовала его и говорила, как она его любит. Во время войны именно Лев спас ее. Именно Лев сделал все, что требовалось, чтобы они смогли уехать в Америку. Именно Лев нашел эту квартиру, в которой у них наконец появилась настоящая спальня - такая, какая была у нее в отцовском доме. Именно Лев дал ей ощущение некоторой устойчивости в мире, которому до нее было не больше дела, чем погоде на дворе.

Жалюзи, раскачиваясь от ветра, тихо постукивали о подоконник.

Первые годы своей жизни Алекс служил ей главным утешением. Он был маминым любимчиком, и болезнь только укрепляла его положение. Она ласкала и облизывала его взглядом, как собака облизывает своего щенка.

В свою очередь, он был очарован Адрианиными мертвецами. Ребенком Алекс видел их словно наяву, так же, как она сама. У нее это даже вызывало недоумение: ведь он никогда не знал своих тетушек и дядюшек при жизни только по вставленным в дешевые рамки фотографиям, покрывавшим в квартире все плоские поверхности, свободные от пепельниц. Тем не менее, когда бы ни появлялась, например, Нина, Алекс хлопал в ладоши, улыбался и показывал пальчиком. В этом реальном подтверждении своих видений Ада черпала огромное утешение. С самого начала их связывала смерть. Его интерес к ее призракам не давал им уйти в небытие.

Впрочем, взрослея, мальчик утрачивал к ним интерес, хотя Ада всячески старалась поддержать его в обоих сыновьях. "Посмотри, вот твоя тетя", говорила она. Или: "Прислушайся, ветер выговаривает имя твоего дяди". Наполовину то был осознанный поэтический вымысел, так она пыталась одомашнить непонятный мир, взрывавшийся вокруг нее. В городах умирали деревья, и она боялась, что однажды само небо превратится в пластиковый пузырь. Но, что бы ни делала, она чувствовала, что сыновья с каждым годом отдаляются от нее и в ее дом врываются силы, едва ли не более разрушительные, чем те, с которыми она столкнулась во время войны. Хотя Ада прекрасно знала о чуде телевидения, она несколько лет не позволяла завести телевизор дома. Как ни возмущались дети, она оставалась непреклонна. Ведь у нее было достаточно мертвецов, чтобы составить компанию Алексу и Полу на всю жизнь. Бесплотные призраки порхали по дому, как мотыльки; более того, деревья и цветы превращались в реальные воплощения душ умерших, жаждущих вступить в контакт с людьми. Телевидение же могло отвлечь детей, помешать им настроиться на волну прошлого, а без связи с ним - кем бы они стали? Вместилищами аппетита, марионетками, подвластными прихотям сиюминутных обстоятельств.