Аскольд Мельничук - Посол мертвых

Говорил Виктор мало, но, когда все же открывал рот, можно было не сомневаться, что речь пойдет о Сталине и Трумэне; послушать его байки, так выходило, что эти двое были учениками-приготовишками какой-то адской школы.

"А ты слыхал о матери Иосифа Виссарионовича Джугашвили, сынок, а? Сталина, да, Сталина. Из города Гори, что в Грузии. Говорят, ее моральный облик оставлял желать лучшего, особенно учитывая, что Грузия - одна из самых древних христианских стран. На роль отца тирана претендуют три уважаемых человека: князь, генерал и процветающий местный делец. Эта дама у всех у них работала приходящей прислугой. Официальный же отец учил мальчишку презирать людей.

Странная это была семья: отец бил мать и сына, мать била отца и сына, а сын несколько лет спустя украл тридцать миллионов именем матушки России, которая была ему матерью не более, чем отец - отцом. Он и языка-то русского до девяти лет не знал".

И безо всякой паузы Виктор переходил ко второй части своего уравнения:

"Гарри Трумэн, со своей стороны, был, по слухам, маменькиным сынком. Мамуля была для него все равно что начальник штаба. Его отец тоже был горяч. Однажды, когда Гарри упал с лошади, он заставил его весь оставшийся путь пройти пешком. Его учителей звали что-то вроде Майра Эвин и Минни Уорд. Не уверен, что имена эти нам что-нибудь говорят, но, если у дьявола есть имя, то его вполне могут звать Минни. Страстью Трумэна была история. Он перечитал все две тысячи книг, имевшихся в городской библиотеке. Его любимыми героями были прежде всего генералы - от Ганнибала до Роберта Ли. Биографы сходятся во мнении, что Трумэн людей любил. Однако это ничуть не помогло, когда пришел час сбросить бомбу.

И в течение очень долгого времени они со Сталиным любили друг друга!"

Обед был коллективным мероприятием, все собирались за источенными древесными жучками садовыми столиками среди сосен. Хозяйки накрывали их клеенчатыми скатертями и ставили картонные тарелки. В полдень появлялось множество блюд: холодный борщ, разумеется, колбаса, ветчина и даже хлеб все домашнее. Нарезанные помидоры были сверху покрыты тонкими кружочками лука, которые быстро скукоживались на жаре. Мухи слетались на картофельный салат, а однажды я обнаружил бананового слизняка, прокладывавшего замысловатый маршрут на кукурузном початке. Больше всего всем нравился мамин коронный пирог с лаймом.

Несмотря на надоедливых москитов, тучами роившихся в тени, люди не спешили закончить трапезу, они сплетничали и спорили о войне, о старой родине, о коммунистах.

Бессмысленные взрослые разговоры.

Мама поведала всем, что сказал ей доктор о ребенке, которого она потеряла той весной. Она редко говорила о том, что уже позади, и никогда прежде не упоминала при мне о выкидыше, хотя я сам догадывался. Несколько месяцев тому назад, придя из школы, я застал у нас дома Семена.

- Твоей маме придется поехать в больницу, - сказал он, не вдаваясь в подробности.

Вернувшись, мама была тихой и не желала ничего рассказывать предупредила только, чтобы я не ждал братика или сестренку в ближайшем будущем.

- Не будет братишки у Николаса. Так сказал врач.

- Ну что ж, он еврей, ему лучше знать, - заметил Семен.

Мама гневно зыркнула на него.

- Я получила письмо от Антона, - поспешила сменить тему Ада.

Все, как по команде, посмотрели на нее. Антон был тем самым поэтом, который впоследствии вдохновил Аду обклеить стены обоями со сценками английской охоты. После войны он осел в Лондоне, а не в Нью-Йорке.

- Ну и?.. - спросил Семен.

- Он собирается в Нью-Йорк перед Рождеством.

- Мы устроим ему вечер, - загудели за столом.

Дети не могли дождаться, когда взрослым наконец надоест болтать, чтобы вернуться к своим играм.

Последний вечер нашего второго лета пришелся на мой день рождения. Днем мы вдоволь наигрались в салочки, в "замри!" и наелись пирожных. Когда стемнело, все собрались на прощальный костер. Натаскав хвороста и веток, мы сложили кострище вдвое выше моего роста. Политая бензином пирамида вспыхнула с громким треском, словно сразу лопнул миллиард воздушных шариков. Напротив меня стояли Круки: золотоволосая Адриана, Виктор в своей засаленной шляпе и Пол с Алексом в бесформенных шортах. Во вспыхнувшем свете густая черная тень сомкнулась у них за спинами, и показалось, будто это прошлое, само время, внезапно обрело плоть.

Болезнь исчезновения

I

По возвращении в Рузвельт мы встречались с Круками в церкви св. Клемента. Каждое воскресенье из-под ее сводов, увенчанных воздушными золотыми куполами-луковицами, на улицу выплескивалась толпа старых и новых иммигрантов. Кто бы осмелился назвать те дни радужными для общины? Ошеломленные новым миром, люди отвечали на давление чуждых внешних сил тем, что раздували в себе пламя миссионерства. Они собирались именем Бога, и общая цель заряжала их дух, наделяя практическим рвением. Только мама противилась тянувшему назад прошлому. "Слава Богу, мы в Нью-Джерси, твердила она. - Америка. Это Америка".