Айрис Мердок - Алое и зеленое

Франсис опять почувствовала ледяное прикосновение.

- Ну и речь! Ты мне сейчас напомнил Кэтела Дюмэя. Он тоже говорил такие вещи. Ты и лицом становишься на него похож.

- Что сталось со всеми этими людьми, которых ты тогда знала? Расскажи еще раз, ты нам рассказывала, когда мы были маленькие. А теперь уже сколько лет не говоришь о них, и они у меня все перепутались в голове. Вот хоть дядя Барни, с ним как было? Он был ужасный комик. Я помню, он очень трогательно нам объяснял, что был бы вегетарианцем, если бы так не любил колбасу! И тогда, в шестнадцатом году, с ним случилось что-то очень смешное, только я забыл что.

Франсис глубоко вздохнула.

- Не так уж это было смешно. Барни шел сражаться вместе с повстанцами, но по дороге нечаянно выстрелил себе в ногу, и его пришлось оставить дома.

Сын рассмеялся.

- Похоже на дядю Барни! Скорее всего, он нечаянно сделал это нарочно. Ты ведь знаешь, чисто случайно мы ничего не делаем. Я об этом недавно читал. Почти все, что мы делаем, диктуется нашим подсознанием, только мы этого не знаем,

- Может быть, ты прав, что это было отчасти нарочно. Не могу себе представить, чтобы Барни кому-нибудь сделал больно, кроме как самому себе. Добрее и мягче человека я не знала.

- А что случилось с Кэтелом Дюмэем, с тем, на которого я, по-твоему, похож?

- Его убили в 1921 году, в гражданской войне.

- В гражданской войне? Я и забыл, что в Ирландии была гражданская война. Из-за чего она была?

- Часть ирландцев считала, что мы, то есть они, не должны соглашаться на Договор, что он не дает Ирландии достаточно свободы, и они готовы были из-за этого драться. А англичане поддерживали более умеренных ирландцев, тех, что приняли Договор, - чтобы подавить экстремистов.

- Кэтел Дюмэй, уж наверно, был с экстремистами.

- Да, он состоял в ИРА, он был очень смелый, командовал летучим отрядом. Ему было всего девятнадцать лет, когда он погиб.

- Его убили в бою?

- Нет. Один офицер из черно-пегих застрелил его ночью, в постели.

Сын задумался.

- Гражданская война. Ужасно, должно быть, когда это происходит на твоей родине. Ты тогда была в Ирландии?

- Нет, я была замужем, жила здесь. И ты уже родился. Это было очень страшно. Твой папа говорит, что ирландцы ухитрились замолчать всю эту историю, и отчасти он прав. Об этом и думать нельзя без боли.

- Ну, уж гражданскую войну в Испании никому не удастся замолчать. Этого мы не забудем. А брат Кэтела, как его, Пат Дюмэй?

- О, он участвовал в восстании шестнадцатого года, был в здании почтамта вместе с Пирсом и Конноли. Его убили в бою в четверг на пасхальной неделе, накануне того дня, когда они сдались. Его убило снарядом.

- А потом был еще один, англичанин...

- Эндрю Чейс-Уайт? Он был не англичанин, а ирландец.

- Почему-то я всегда считаю его англичанином. С ним что случилось?

- Он убит при Пашендейле, в семнадцатом году. Был награжден Крестом за боевые заслуги.

- Вспомнил. А его мать умерла от горя.

- Уж не знаю, от горя умерла тетя Хильда или нет. Очень скоро после того, как мы узнали о смерти Эндрю, у нее обнаружили рак.

- Сплошные герои, верно?

- Они были невообразимо смелые, - сказала Франсис и судорожно сжала доску стола.

- А все вожаки, Патрик Пирс и компания?

- Почти всех расстреляли. Пирса, Конноли, МакДонага, Мак-Дермотта, Мак-Брайда, Джозефа Планкетта... а Роджера Кейсмента повесили.

- Еще чудо, что де Валера уцелел. Да здравствует Дэв! Помнишь, ты нам так говорила, когда мы были маленькие?

Франсис улыбнулась и разжала пальцы.

- Да здравствует Дэв!

Она ведь не так уж много думала о прошлом; но сейчас ей казалось, что эти мысли были с нею всегда, что в те месяцы, в те недели она прожила всю подлинную жизнь своего сердца, а остальное было доживанием. Конечно, это было несправедливо по отношению к детям и к человеку, рядом с которым она уже прошла такой долгий путь до этой будничной середины своей жизни. Те, другие, были овеяны красотой, которую ничто не могло затмить, с которой ничто не могло сравниться.

Они навсегда остались молодыми и прекрасными, им не грозило ни время, ни двусмысленные поздние размышления, от которых тускнеет самое ясное молодое лицо. Они умерли каждый во всеоружии своей первой любви, и матери оплакали их, так неужели все было напрасно? Они были так совершенны, что она не могла в это поверить. Они отдали жизнь за все самое высокое - за справедливость, за свободу, за Ирландию.

- Да, все-таки я их путаю, - сказал сын. - Ты, помнится, говорила, что в одного из них была влюблена. Это в которого?