Александр Борин - Крутые повороты

О четырнадцати сотрудниках Всесоюзного научно-исследовательского института растениеводства, которые в блокаду остались в Ленинграде и спасли от уничтожения вавиловскую коллекцию — десятки тонн зерна и тонны картофеля, — известно немало.

Об этом написаны воспоминания, рассказывали газеты и журналы.

В августе 1941 года два вагона, груженные коллекцией, двинулись на восток, в уральский город Красноуфимск. Но перед станцией Мга эшелон остановился: впереди дороги не было, Мгу захватили фашисты.

Состав оттянули назад, в Ленинград, и до зимы коллекция оставалась в вагонах. Сотрудники института каждую ночь попарно здесь дежурили.

Дальше так продолжаться не могло, и с помощью воинской части на грузовом трамвае коллекцию вернули обратно в институт, на Исаакиевскую площадь.

Начались девятьсот дней блокады.

Горстка из четырнадцати человек редела.

От голода умер хранитель риса Дмитрий Сергеевич Иванов. В его рабочем кабинете остались тысячи пакетиков с зерном.

За своим письменным столом умер хранитель арахиса и масличных культур Александр Гаврилович Щукин. Разжали мертвые пальцы — на стол выпал пакет с миндалем. Щукин готовил дублет коллекции, надеясь самолетом переправить его на Большую землю.

Умерла от голода хранительница овса Лидия Михайловна Родина.

В книгах, газетах, журналах написано о них с благодарностью и восхищением.

Да и можно ли по-другому?

Земной поклон им! Слава. Золото на мраморе.

И все-таки мало.

Мало только воспеть, только увековечить этих людей. Надо еще понять, как смогли они среди пищи умирать от голода. Какими силами. Что думали при этом, что чувствовали, что говорили.

Понять их психологию.

Американский журналист Джорджи Эйн Гейер в статье «900 дней самопожертвования», несколько лет назад опубликованной в журнале «Интернэшнл уайд лайф», спрашивает, почему ленинградские ученые за коллекцию заплатили жизнью: «Русский дух? Самопожертвование? Желание сохранить материальные ценности?»

Действительно, почему?

Когда дело касается преступлений, случаев досадной социальной патологии, психологи подробно изучают все пути и причины. А психология наивысшей социальной активности человека, его самоотверженности и героизма не нуждается разве в осмыслении?

Разве оценить подвиг не означает прежде всего постараться его постичь?

В умудрение нам и нашим детям.

Накануне войны, весной 1941 года, на Павловской опытной станции под Ленинградом сотрудники института, как обычно, высадили коллекцию картофеля.

Тысяча двести европейских образцов — иные из них уникальные, во всем мире таких больше не было. В теплицах — десять тысяч горшков с различными видами южноамериканского картофеля. Советские ученые, можно сказать, их открыли; до экспедиций Н. И. Вавилова и его учеников в Европе знали практически только один вид, некогда вывезенный из Чили. Имелись тут и тысячи гибридов, основа будущих научных исследований.

Словом, не картофель находился в Павловске, а неповторимая научная ценность мирового значения. И когда в июне 1941 года началась война, ее надо было спасать точно так же, как надо было спасать картины в Эрмитаже и скульптуры на ленинградских площадях.

Только эта научная ценность была живая. Ее нельзя было просто зарыть до лучших дней в землю или укутать мешками с песком. Чтобы сохранить ее, сберечь живой, с ней надо было постоянно работать.

Если клубням южноамериканского картофеля не устраивать долгой искусственной ночи, если в помещении, где зимой сложены клубни, не поддерживать температуру плюс два градуса, если весной их не высадить в землю, — мировая научная ценность безвозвратно погибнет.

И сотрудники института стали работать.

Остановились все опыты, кончились — некогда возобновятся теперь? — все исследования. Работать означало одно: спасать. Цена — любая. Спасать и спасти. Важнее не было тогда научной задачи.

В первые месяцы войны научный сотрудник Абрам Яковлевич Камераз строил под Вырицей оборонительные укрепления. Каждый свободный час он проводил в Павловске. Раздвигал и задвигал шторки, устраивал клубням южноамериканского картофеля искусственную ночь.

Европейские сорта собирали в поле уже под сильным артиллерийским огнем. Взрывной волной сбило Камераза с ног. Поднялся. Продолжал работу.

На двух полуторках клубни привезли в Ленинград. Посчастливилось, проскочили. В машину, идущую впереди них, попал снаряд.