Александр Борин - Крутые повороты

«Пусть спасибо нам скажет, — говорят Журавлевы, мы не стали обжаловать приговор, добиваться, чтоб его в тюрьму…»

Что правда, то правда, высшей меры они все-таки не требовали…

«Действия супругов Журавлевых мы восприняли как вызов городу», — пишут двадцать авторов письма в редакцию «Литературной газеты».

Задумаемся: о каком же все-таки вызове идет речь?

Мне кажется, дело здесь не только и не столько в самих претензиях Журавлевых к бывшим своим друзьям. Что делать — не смогли люди смириться с тем, что Алексей Ильич не дежурил сутками возле их постели. Нина Васильевна ждала, думала: вот раскроется сейчас дверь, войдет виновник всех их несчастий и скажет: «На руках буду вас носить». А он не заходил. Или заходил не так часто, как ей бы хотелось… «Дружба его измерялась шагами по коридору», — оскорбленно объяснит мне потом Нина Васильевна. Ладно! Как говорится, бог им судья. В конце концов, личное их дело. Разные складываются у людей претензии друг к другу, и счеты между людьми тоже бывают разные. Жизнь есть жизнь…

Но личные эти счеты и претензии надо же, наверное, и выяснять лично: самим, друг с другом, один на один. Без башенных колоколов.

О недоданной ложке черной икры, про которую Журавлевы заявили в суде — вслух, громко, публично, — говорит сегодня весь город.

Понимаете? Ладно бы только с имущественным спором пришли Журавлевы в суд: имущественные споры положено решать в суде. Нет, пришли они, сами признают, чтобы на глазах у всех отомстить своему бывшему другу за плохую дружбу. Что это — общественная жилка в нас так сильно развита? Но общественная жилка состоит, вероятно, не в том все-таки, чтобы прилюдно, на площади обнажаться, а, напротив, в боязни своими действиями оскорбить скромность, деликатность, совесть общества. В стремлении сохранить перед миром человеческое свое достоинство.

Нина Васильевна говорит мне сейчас: «Вы бы посмотрели, как явилась Вера Михайловна на суд. С улыбкой, будто на праздник». А я ведь догадываюсь, зачем на этом суде улыбалась Вера Михайловна. Чтобы людям не показать, какой ад у нее в душе. Чтобы не унизиться демонстрацией своих переживаний. Из чувства собственного достоинства улыбалась…

А Нина Васильевна? Секретарю суда она подробнейшим образом объяснила, каких мытарств ей стоит каждая явка в суд: денег на такси ведь нет. И костыли, в которых давно уже миновала надобность, тоже в суд прихватила: глядите, люди — добрые, жалейте ее… Театр!

«Я прямая, как дорога», — гордо признается мне Нина Васильевна и ждет: «неужели не оценю? А мне очень хочется спросить ее: да зачем, всегда ли уж так нужна эта жестокая, бесцеремонная прямота? Может, иной раз лучше, наоборот, с церемониями? И самим нам легче будет жить, и людям кругом меньше причиним неприятностей?

Мы вот охотно говорим о культуре поведения, о культуре общения. А может, культура эта и состоит в том, чтобы почаще друг с другом церемониться, не ронять себя в глазах людей и не спешить выставлять на всеобщее обозрение то, что творится иной раз у нас в душе?

«…Мы требуем только то, что полагается нам по закону», — говорит мне Сергей Тимофеевич Журавлев, и Нина Васильевна подтверждает: «Только!» Она спрашивает: «Значит, вы хотите сказать, аморален наш закон?»

Что ответить мне им?

Закон наш морален. А вот воспользоваться им или иной раз лучше постесняться, решает не закон. Решаем мы с вами, каждый для себя. Одному, повторяю, важнее всего свое получить, другому — не потерять себя. Кому что…

Если бы где-то на жизненном пути встретились однажды автор анонимных, подметных писем Алексей Матвеевич Олейник и супруги Журавлевы, вполне возможно, никакой тяги друг к другу они бы не испытали. Чужие, разные, совсем не похожие друг на друга люди!

Но ведь что-то их все-таки роднит, сближает, не так ли?

Что?

А я вам скажу: позиция . Позиция, утверждающая вседозволенность .

Все можно, никаких барьеров! Можно написать пасквиль на честных людей и подписать его чужим именем. Можно, не стесняясь, на глазах всего города, из-за ложки черной икры затеять судебный процесс с близкими друзьями. Ничего нет запретного. Дозволено все!

Откуда же проистекает этакая вседозволенность? Из чего складывается? Удается ли всегда проследить, куда ведут ее корни?

Всегда — не знаю. Жизнь сложна. Но случаются ситуации, когда истоки той или иной позиции человека достаточно ясны.