Мария Романушко - В свете старого софита

Он был пустынный, без единого деревца, наполовину залит жарким солнцем, наполовину в прохладной глубокой тени, такой типичный питерский двор. Сюда тоже выходили двери подъездов. Мы сразу направились к подъезду – в самой глубине двора.

Это оказалась чёрная лестница. Приоткрытые обшарпанные двери, мусорные вёдра на лестничных площадках, запахи кухни… и опять же вспоминается Петербург Достоевского… Кажется, сейчас сверху по пыльной лестнице спустится бледный от голода Раскольников…с топором под мышкой… или какая-нибудь кухарка с корзинкой…

Лифт не работал. Потопали наверх пешком. Вековая пыль на оконных стёклах, на перилам, на ступенях… Кажется, с прошлого века здесь не подметали.

Лестницы узкие, ступени крутые… Шли молча, конспирируясь, казалось – на наши голоса из любой двери может выглянуть толстая кухарка в замызганном переднике…

Наконец, дотащились до верхнего этажа. Ах!… Наверх вела ещё одна лестница – к приоткрытой двери на чердак…

…Внутри полутёмной пыльной башни жило страшное стокрылое чудище, которое при нашем появлении – шумно, оглушительно, вздымая клубы пыли, забило крыльями… взмыло куда-то вверх под потолок… на мгновение в башенке стало совершенно темно, как в колодце… А в следующее мгновение, рассыпавшись на сотни комочков, чудище вылетело вон через маленькие узкие окошки под крышей… Это были голуби. Сотни голубей, избравших местом своего обитания эту башню.

Лестница, ведущая к люку в потолке, была густо усеяна птичьим помётом и перьями, будто устлана мягким ковром…

Люк легко открывался, запоров нигде не было.

Так мы оказались во второй башне. Точнее – на втором уровне башни. Здесь жили механизмы огромных часов. Тех самых часов, которые были видны с улицы. Одни из них были повёрнуты в сторону бульвара, другие – в сторону Тургеневской площади, третьи – в сторону Почтамта. (Странно, но когда я бегала на Почтамт за письмами отца, я не замечала этого сказочного дома. Я была сосредоточена на другом).

В этой – часовой – башне было маленькое оконце. Оно смотрело во внутренний двор. Через окошко можно было запросто вылезти на крышу. Странно, что другого выхода на крышу не было – только через это окошко. И пролезть через него мог далеко не каждый, а только человек определённой комплекции. К счастью, мы с Танюшкой обладали именно такой комплекцией. Мы могли бы пролезть и в более узкое окошко.

А под окошком (со стороны крыши) стояла маленькая железная стремяночка в две ступеньки…

Дом прямоугольный, на каждом углу – по башенке. Все башенки разные, такие андерсеновские, сказочные…

Крыша усеяна чердачными окошками и печными трубами, как грибами… То-то было когда-то работы у трубочистов!…

Крыша была выгоревшего красного цвета, такого потёртого дождями цвета, как старый, рабочий цирковой ковёр… Жаль, что не черепичная. Но по черепичной невозможно было бы бегать. А по этой – пожалуйста!

Ещё на крышу выходили широкие окна многочисленных мансард. Это были мастерские художников. В этом легко было убедиться, заглянув в любое из них. Многие были распахнуты настежь… Но – странно – ни один художник за мольбертом обнаружен не был. Все ушли по каким-то делам. Или в этот обеденный час где-то в недрах своих мансард готовили себе нехитрую художественную трапезу.

Так что на крыше гуляли только мы с Танюшкой, голуби и бабочки…

А ещё здесь жил лев! Он сидел у самого края карниза, охраняя башню с часами, и задумчиво глядел в сторону Почтамта. Как будто мечтал о заветном письме, которое никак не приходило… Взгляд у льва был очень живой, хотя сам лев был каменный.

Обойдя всё это царство-государство, мы вернулись через узкое окошко в башню с часами.

В тёмном углу обнаружили большую стремянку. Приставили её к люку в потолке башни…

И – вот мы ещё выше! На самом верху башни! На мостике с узкими перилами. А под самым куполом башни, под её остроконечной верхушкой, венчающей этот сказочный дом, – находится… колокол! И на кромке чугунного колокола можно было разглядеть и ощупать литые чугунные буквы, оставленные тут для редких гуляющих по этой крыше. Надпись сообщала о том, что дом этот построен в 1899-1902 годах и принадлежит страховому обществу «Россия».

Маленький, безъязыкий колокол, в котором ветер свивался улиткой… Загадочный колокол, не видимый с улицы. Не видимый никому, – а только тем, кто стоит сейчас на этом узком мостике, держится за эти тонкие перила и смотрит на огромную, бескрайнюю Москву… на древний, прекрасный город… самый лучший в мире!