Мария Романушко - В свете старого софита

Как складывались наши дела дальше.

Я написала в Ереван, что согласна со всеми его предложениями.

Потом были поиски Норы.

Дюшен спросила:

– А ты сама не хочешь сыграть?

– Да ты что! Здесь должна играть настоящая актриса!

Тогда Наташа предложила Зинаиду Славину.

Мы вместе отвезли ей сценарий. Наташа нас познакомила.

И через несколько дней Наташа передала мне её реакцию на сценарий.

– Зина читала – и плакала. Говорит: это – про меня. Как она (то есть – ты) догадалась?

Короче, Славина согласна играть Нору!

Забавно, что в те дни я встретила Славину случайно в метро. Это было на эскалаторе на Киевской, там очень длинный эскалатор, и мы долго ехали вниз и говорили: о её Норе и о Енгибарове-Менотти. И она сказала: «Да, это про меня. Нора – это я».

Я написала в Ереван, что Нору хочет играть Зинаида Славина, актриса Театра на Таганке.

Теперь главный вопрос: где взять режиссера?

Через месяц из Еревана пришло второе письмо.

Енгибаров писал, что найти режиссёра на «Арменфильме» и на ереванском телевиденьи не удалось. Что искать надо в Москве.

Этим письмом он меня и расстроил, и озадачил. Кому надо искать? По-видимому, мне… Больше некому.

И я ринулась на поиски режиссёра… Всю эпопею описывать нет смысла. Где я только не была, к кому только не обращалась за помощью! Всё – впустую. Но моя фанатичная вера в то, что фильм должен – и будет! – поставлен, не давала мне упасть духом и отчаяться.

На помощь пришёл, как всегда, Игорь Борисович Дюшен. Как никто другой, он понимал мои метания. Он нашёл мне выход на Григория Львовича Рошаля. И нашёл он его через… собственную матушку! Да, в действие включилась бабушка Наташи Дюшен, мама Игоря Борисовича, подруга Колонтай. Оказывается, в молодости она дружила ещё со многими замечательными людьми. В частности – с режиссёром Григорием Львовичем Рошалем.

К Рошалю, куда-то в район Большой Полянки, мы поехали вдвоём с Наташей – как «две внучки» его закадычной подруги молодости.

…Из недр огромной, заставленной старинной мебелью, квартиры вышел весёлый, бодрый старик в длиннополом, старинном халате. «Ну, где ваш сценарий?» – живо спросил он.

Хотя он только что вернулся с ночных съёмок, но на лице его не было и тени усталости. Двигался он энергично, смотрел с любопытством. Я протянула ему пакет.

– И о чём ваш сценарий? – спросил он.

– О цирке.

– О, цирк я люблю! Мой первый фильм так и назывался – «Цирк». А вы знаете, есть такой замечательный клоун – Енгибаров. Совершенно гениальный клоун!

– Так ведь это же для него и написано! – почти вскрикнула я. – И он уже согласен играть!

Лучшего оборота дела и предвидеть было нельзя.

Через неделю я позвонила Рошалю. Он сказал, что сценарий ему понравился. И он хочет снимать фильм на пару с молодым режиссёром. Сам не берётся, так как загружен работой, но в компании с молодым и энергичным – с удовольствием. Найти молодого и энергичного – это была его забота.

Ещё Рошаль просил, чтобы Енгибаров прислал на Мосфильм своё согласие на участие в съёмках.

Я тут же послала в Ереван телеграмму: «Телеграфируйте на Мосфильм своё согласие играть фильме».

И Лёня своё согласие на Мосфильм прислал! На следующий же день. Телеграммой. О чём мне сообщил Рошаль. Он был весьма доволен.

А я… я была совершенно счастлива! Мне казалось, до выхода фильма осталось всего ничего. Я уже видела Енгибарова-Менотти… Видела Енгибарова-Гамлета, Енгибарова-Сирано… Всё это будет! Обязательно будет!

Рошаль сказал, что он уже придумал эпиграф для фильма.

– Представьте себе, – сказал он. – Чёрный экран. Это ещё перед титрами, перед всем. А на экране – слова:

Повсюду страсти роковые,

И от судеб защиты нет…

– Ну, как? – спросил он.

– Прекрасно. Только уж очень страшно, – сказала я.

– А жизнь, милая девочка, вообще страшная штука…

Шли месяцы. Рошаль добивался, чтобы сценарий был включён в план студии. Это оказалось делом долгим…

Мне было тягостно это ожидание, эта неопределённость. Было обидно, что я никак не могу повлиять на ход скрипучей, неповоротливой машины. От меня уже ничего не зависело. Создавалось впечатление, что и от Рошаля тоже ничего не зависит. Судьба фильма зависела теперь НЕИЗВЕСТНО-ОТ-КОГО. И этот НЕИЗВЕСТНО-КТО жил по каким-то своим, непостижимым для меня законам.

«Наберитесь терпения, девочка. Это дело – долгое», – ободрял меня Рошаль.

Терпения бы нам, наверное, хватило…