Мария Романушко - Не под пустым небом

– Что «но»?

– Прежде всего, я думал всегда о маме. Думал: только бы маму не огорчить, только бы у неё не было сердечного приступа. У неё смолоду больное сердце. И я всю жизнь живу в страхе за неё. И часто поступал не так, как хотел. А только чтобы свою любимую маму не огорчить. И тогда, когда из лагеря вернулся…

– Из какого лагеря?

Он с удивлением смотрит на меня. Он думал, что я всё знаю.

Так вот о чём не договаривали мама и бабушка! Вот что они скрывали от меня. Вот их страшные «секретики»! Они, наверное, думали, что я буду очень страдать, если узнаю, что отец мой был в заключении. Но они не подумали, что от незнания человек страдает не меньше.

– Мне бы ещё долго сидеть… но Сталин умер. Это принесло освобождение.

– Но за что тебя посадили, папа?

– Авария на заводе произошла, когда я там работал. Это в Макеевке… Я был сменным мастером. Меня обвинили в диверсии…

– Какой бред!

– Тогда везде и повсюду искали диверсантов, террористов…

– Сколько тебе было тогда?

– Двадцать два… Не знаю, как родители это пережили. Для них это был страшный удар.

– А как моя мама это пережила?

– Она обещала меня ждать.

– Так вот откуда мы тебя ждали, когда я была маленькая!… Но почему не дождались, папа?

Его лицо заливает смятение…

– Мы долго ехали обратно, на Украину… наш лагерь, оказывается, находился в Монголии, но мы об этом узнали только когда ехали обратно… Да, своих просторов для лагерей уже не хватало… Так что я побывал однажды за границей!

– Да. Как моя бабушка Дора в Освенциме…

– Да, как твоя бабушка в Освенциме…

– Значит, при приёме на работу я должна писать в анкете, что мои родственники были за границей?

– Видимо, так. Были. Хоть и не по своей воле…

– И что же потом, отец? Ты ехал домой… Точнее – в Днепропетровск, где мы тебя ждали. Я и мама. И что случилось?

– Я вышел на перрон… И уже предвкушал встречу с вами… И только тут взглянул на себя со стороны… Почему-то до этой минуты я на эту тему не думал. А тут увидел и ужаснулся: зековская вшивая фуфайка на голое тело и разбитые башмаки на босу ногу… И я представил, что я - вот такой! – прихожу к своей молодой жене… к своей любимой маленькой дочке… И весь двор смотрит на нас…

– При чём тут двор, папа?!

– Как при чём? Мне не хотелось, чтобы маме пришлось стыдиться меня… А у меня ни копейки не было, чтобы хотя бы зайти вначале в баню, отмыться, и купить себе чистую одежду. Ни копейки! Я долго стоял тогда на перроне в Днепропетровске… до вашего дома на Философской – пятнадцать минут пешком… Как же мне хотелось вас увидеть, если б ты только знала!… Но – не смог. Прости меня, доця! Прости, если можешь… И я поехал домой, в Макеевку, к родителям… К ним явиться в таком виде мне было не стыдно…

Он надолго замолкает.

– Значит, на твою долю выпало ещё и это ! – говорю я. – Интересно, а есть ли в нашей стране семья, которую бы это обошло стороной? Вот у Гавра, у одного моего друга, отец сидит уже четырнадцать лет… Когда его забрали, мать осталась с тремя детьми, младшему было девять месяцев…

– За что же его забрали, в наше-то время?

– Это не сейчас, это при Хрущёве. В самом начале хрущёвского правления. Отец Гавра – педагог, такой одержимый, вроде Макаренко. После войны они с мамой Гавра работали в детских домах. Потом, когда Сталин умер, и власть менялась, там несколько группировок боролись за эту проклятую власть, и отцу Гавра предложили написать проект школьной реформы. Он был прогрессивный учитель и с радостью этот проект написал. А к власти пришли другие – не те, которые заказывали ему этот проект… Вот и всё. Сначала тюрьма, а потом – мордовские лагеря… А ведь он всю войну прошёл, воевал за эту страну! И вот чем она ему оплатила!…

– Да, среди тех, кто был со мной в лагере, было много фронтовиков…

– А мы тебя так ждали!… Каждый вечер мы с мамой говорили перед сном: «Спокойной ночи, папочка!» Правда, я не знала, откуда мы тебя ждём, какие-то разговоры взрослых я слышала, но смысла их не понимала.

– Ну не мог, не мог я в таком виде идти к вам! Понимаешь? Стыдно было!

– Ну, а потом? Потом почему не приехал?

– Честно сказать?… Родители не отпустили. Они так настрадались, пока я был в заключении, у мамы с сердцем тогда совсем плохо было, она сказала, что не переживёт, если я опять уеду… И я остался. С мукой в сердце остался.

(Так вот почему мама перестала по вечерам вместе со мной произносить сладкую фразу-молитовку: «Спокойной ночи, папочка!»)