Мария Романушко - Если полететь высоко-высоко…

Как печатали с Антоном и составляли книгу Людмилы Фёдоровны… Антон влюбился в её стихи! Многие выучил наизусть. Особенно ему нравились стихи про февраль, и в нём – вот эти строчки:

Это крыло приводило Антона просто в восторг! Он с таким упоением произносил эту строчку: «И сладко чешется крыло!…», как будто в этот самый момент ощущал, как оно там у него чешется!…

А в Литконсультации с давних пор пылилась ещё одна моя рукопись. Это Борис Глебович когда-то предложил, чтобы я подготовила рукопись.

Сделала. Принесла. Он прочёл. И сказал:

– Если бы было предисловие какого-нибудь значительного человека, мы бы предложили вашу рукопись какому-нибудь издательству. В принципе мы имеем на это право.

Звоню Никулину. Это было как раз то время, когда мои стихи шли в его журнале.

– Салют, Мария! Ну, как дела? – говорит он.

Услышав про предисловие, говорит:

– Нет проблем!

– А когда вам позвонить?

– Ну, давай дня через три.

И в ту же ночь мне приснилось его предисловие: как будто я прихожу к нему, а он мне читает его вслух: про то, как я работала осветителем в цирке… и как мы познакомились, и как ему понравились мои стихи.

Через три дня звоню. Говорит: «Приезжай!»

Приехала.

– Хочу тебе прочесть вслух. Если что-то не так, тут же исправим.

И он начинает мне читать: про то, как я работала в цирке осветителем, и как мы познакомились… Всё точно, как в моём сне!

– Только у меня машинка сломалась. Можешь перепечатать сама?

– Конечно! Спасибо вам огромное!

– Да мне это было нетрудно. Даже приятно. Ты здорово пишешь о цирке. Это я тебе на полном серьёзе говорю. Удачи тебе!

Он вышел проводить меня к лифту…

Потом рукопись дали на рецензию Николаю Тарасову. А он отыскал одну неудачную строчку, прицепился к ней, сто раз её процитировал (как будто моя книга только из этой одной строчки и состоит!). И в заключение написал, что вообще-то стихи у меня не плохие, есть даже очень хорошие. Но будет ещё лучше, если я перепишу всю книгу заново!

С такой рецензией тыркаться в издательства было бесполезно. Борис Глебович сильно расстроился:

– Это надо же! Кто б мог подумать, что Коля такую рецензию напишет? Видно, что-то в ваших стихах его сильно задело. Кто б мог подумать…

Но через несколько лет в Литконсультацию зашёл главный редактор крупного молодёжного альманаха «Истоки». Зашёл с определённой целью: поискать в ворохе рукописей – интересных молодых авторов для своего альманаха. Тут-то ему и попалась на глаза моя рукопись…

Получаю от него письмо: вот, пишет, выловил ваши стихи из потока… хочу напечатать большую подборку, с предисловием Никулина. Так что, приезжайте в редакцию, познакомимся и привезите свою фотографию.

Приехала. Симпатичные такие люди. Самого главного, правда, который мне писал письмо, в тот день не было.

Полная приветливая женщина средних лет сказала:

– Взгляните на редактуру.

Взяла гранки. Читаю… и мне делается дурно. В каждом стихотворении – по две-три правки, иногда искажающие смысл, иногда сводящий его до плоскости. Например, строчку «Здесь не играют – здесь живут» она переделала в нечто плакатно-трафаретное: «Сейчас не праздник здесь, а труд». И все исправления в том же духе!

– Ужас!… – говорю я. – Я не согласна.

– С чем? – удивилась она.

– С каждым из этих исправлений. Не согласна. Стихи испорчены. Смысл искажён!

– Ну, знаете… я делала свою работу, без редактуры никак нельзя.

– А если стихи хорошие, и я уже сама над ними достаточно поработала, и всем нравятся – и вашему главному, и Никулину!…

– Без редактуры нельзя! – сказала твёрдо эта мягкая женщина. – Я ведь не просто так здесь сижу.

– Тогда я стихи забираю. И печататься у вас не буду!

Она побледнела.

– Как забираете? Вас сам главный редактор рекомендовал к печати!

– Не хочу, чтобы мои стихи выходили в таком виде. Мне будет стыдно…

Она взволнованно заколыхалась, как большой манный пудинг.

– Ну, погодите, погодите! Давайте обсудим…

И мы стали обсуждать. Я дралась за каждую сточку, за каждое слово… В итоге всё вернули на место. Но… вот хитрая редакторша! Когда вышел альманах, я всё же обнаружила в стихах три её исправления! Так что, когда дарила альманах друзьям, пришлось делать рукописные «исправления обратно».

– Хотите в нашу редакцию младшим редактором? – спросил меня Егор Исаев.