Мария Романушко - Если полететь высоко-высоко…

…Меня шокировал высоченный забор с колючей проволокой вокруг дачи, шокировал облик «дачи», оказавшийся настоящим помещичьим особняком, куча челяди в доме, и то, что толстый старик, вышедший нам навстречу на крыльцо, был сильно не трезв… Мне трудно было поверить, что это именно он написал когда-то эти дивные строчки «Я прошёл над Алазанью, Над волшебною водой…»

Да, я читала им стихи. Там, на Переделкинской даче. Потому что меня попросила Мария Константиновна, засушенная печальная старушка. Я читала стихи, посвящённые Николаю Гумилёву, и пока я читала, пьяный старик протрезвел. Я читала стихи, посвящённые его гениальному другу, расстрелянному ни за что. И Заведующий Главной Кормушкой жёстко сказал на это: «Всё равно его не реабилитируют! Хотя он и не виноват. Сам видел документы. Никаким шпионом он не был…»

(Я описала эту поездку в рассказе «Мы поехали за город…»)

После того раза, я больше никогда туда не ездила. Хотя я понравилась и старику, и его жене. Мне регулярно передавали приглашения, но мне было совершенно не интересно. Их мир – богатства и скуки – был мне чужд. Меня тянуло в другие дома – к Пресманам, в их комнатку в огромной коммуналке, где Александр Самуилович страстно вещал о Божественном устройстве вселенной… Меня тянуло на волшебную кухоньку к Каптеревым, где пахло свежезаваренным чаем, и где Людмила Фёдоровна читала свои гениальные стихи, а Каптерев показывал только что написанную картину… Мне по сердцу была блаженная нищета их жизни. А ездить на тихоновскую дачу для меня было равносильно предательству.

Кирилл Георгиевич, хоть и понимал меня, но всё равно огорчался: «Николай Семёнович мог бы помочь тебе с публикациями, с книгой, зря ты его игнорируешь. Он ведь добрый старик…»

Но не хотела, не хотела я принимать милость от Заведующего Кормушкой! Да, один раз съездила на экскурсию в это экзотическое место, но не более того!

Когда я думала о Тихонове, я убеждалась в очередной раз, что поэту сытость противопоказана, поэт должен быть голодным. Поэзия в сытости гибнет – как если бы цветок поливать не водой, а жиром…

Мне показалось, что жизнь не доставляла Тихонову никакой радости. Поэтому он и заливал вином её непреходящую горечь…

И вот этот несчастный старик умер. На несколько лет пережив свою печальную жену.

Я позвонила Кириллу Георгиевичу. Да, он был удручён, он любил этого старика. Потому что воспринимал его не так однобоко, как я.

– Послушай, у меня к тебе просьба, – сказал он. – Я иду попрощаться. Можешь сходить со мной? А то одному очень тяжело…

У меня в это время как раз гостила бабушка, было с кем надолго оставить Антона. Я согласилась.

Было начало февраля 1979 года, холодный морозный день. К своему изумлению, я увидела длинную очередь на улице из желающих проститься. Прощание проходило в Доме Учёных. Но мы не стали стоять в очереди, мой крёстный сказал, что мы родственники, и нас пропустили без очереди.

В гробу лежал старый, усталый человек, смерть облагородила его облик, сделав его строже и чище. И, казалось, он чувствовал облегчение, что смерть наконец-то сняла с него утомительные вериги жизни, всю эту мишуру… Никто вокруг не плакал. Близких родственников у Николая Семёновича не было. И я подумала о том, что Кирилл Георгиевич, наверное, единственный из присутствующих в этом зале, кто помнил Тихонова молодым, талантливым, полным страсти и огня…

Прощаясь со старым другом, мой крёстный своим глуховатым голосом негромко произнёс свои любимые тихоновские строчки:

Там, в зале, мы столкнулись с Егором Исаевым, и он страшно удивился, увидев меня. Удивился до такой степени, что, когда я пришла в очередной раз в издательство, спросил:

– Я видел вас на похоронах Тихонова. Простите, а почему вы там оказались?

– Мы были знакомы.

– Знакомы?!

– Да, я была у него в Переделкино, мы общались.

– Вы были у него?! А как? каким образом?

– Всё очень просто. Мой крёстный дружил с Николаем Семёновичем ещё с Петербурга, с двадцатых годов.

– Это тот пожилой мужчина, с которым вы были?

– Да.

– Простите, а как же так получилось, что вы… Вы не говорили никогда о том, что знакомы с Тихоновым. Я даже не подозревал…

– А что тут было говорить?

Он смотрел на меня, не понимая.

– Ну… другой бы человек на вашем месте использовал такое знакомство, как козырную карту. Множество людей мечтало прорваться к нему… у него была такая власть! Заручиться его поддержкой означало очень много. По сути – всё!