Мария Романушко - Если полететь высоко-высоко…

– Конечно!

– Я хотел бы давать читать своим друзьям… А вообще, это надо печатать. Вы в «Юность» не хотите отнести?

– В «Юности» мне уже отказали. Потому что – девочка с улицы, ничья, ни от кого…

– Понятно… А в «Литературную учёбу» не предлагали?

– Нет.

– Вообще, – сказал Леонид Аронович, – ваш издатель ещё не родился. Я не представляю, в какое издательство это можно отнести. Где у нас можно издать такую прекрасную повесть о любви, об искусстве цирка?… Не представляю. Да, давайте попробуем хотя бы в «Литучёбе». Там печатают молодых авторов с обязательным послесловием-разбором какого-нибудь маститого писателя. Я с удовольствием напишу это послесловие.

На сердце – ликование…

Господи, скажи: ведь это же – не честолюбие и не тщеславие – то, что я так рада, что Леониду Жуховицкому понравилась моя повесть? Это просто чистая радость! Когда-то я чуть не наизусть заучивала его дивные, как стихи в прозе, светлые и грустные рассказы. Я прочитывала их, не отрываясь, на одном дыхании.

А теперь этот чудный писатель сказал мне: «Я читал вашу повесть всю ночь, не отрываясь». Неужели такое возможно? Есть, есть в жизни счастье! Когда тебя понимают .

С подачи Жуховицкого я отвезла рукопись в «Литературную учёбу».

А ещё повесть понравилась Ролану Быкову!

Он сказал:

– Да, это Лёня. Как живой! Даже голос его слышу…

Долматовскому тоже понравилась. Но он сказал:

– Мне кажется, так писать нельзя.

– Почему?

– Слишком искренне, слишком обнажёно. Ты, мне кажется, подставляешься…

– Но я по-другому не могу!

– Понимаю… Впрочем, не слушай меня, старика. Но ты мне показывай, всё, что ты напишешь, ладно? Мне интересно. Обещаешь?

– Обещаю.

– А советов моих стариковских можешь не слушать.

В «Литучёбе» повесть прочли и попросили сократить рукопись на два печатных листа. Это очень много! Но иначе – она не войдёт в номер.

– А если напечатать в двух номерах, с продолжением? – спросила я.

– Мы это не практикуем, – сказал главный редактор Александр Михайлов. – Ведь мы, к сожалению, выходим раз в два месяца. И пока выйдет следующий номер, читатель уже забудет о том, что читал в предыдущем номере. Так что придётся сокращать. Хотя мне самому жалко. Я прочёл. Мне очень понравилось. Рад познакомиться с автором таких замечательных повестей! У вас, наверное, ещё что-то есть?

– Намечается…

– Пишите! У вас это здорово получается.

…Сижу ночь над своей рукописью… Это – машинопись (компьютеров в то время не существовало). Вычёркиваю эпитеты, фразы, абзацы и целые страницы… Ужас! Как по живому режу…

Наши вечерние пробежки…

– Мамася, а когда твою повесть напечатают?

– Обещают осенью… Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

– Но осень – это уже скоро!

– Когда я думаю об этом, я начинаю жутко волноваться: как бы чего не сорвалось! Поэтому лучше думать о том, что первого сентября мы едем с тобой в Судак!

Да, мы едем в наш любимый Судак. Уже куплены билеты. Хотя денег на это не было совершенно. Но тебе нужно море, нужен крымский воздух, чтобы окрепнуть! И два человека нас выручили. Людмила Фёдоровна и Мария Леопольдовна, соседка из нашего дома, бабушка твоего приятеля Олежки. И та, и другая чуть ли не силой вручили мне по сто рублей. Я не люблю брать взаймы и стараюсь этого всеми силами избегать, но в этот раз пошла против своих правил. Потому что речь шла о твоём здоровье – это во-первых. А во-вторых, осенью выйдет повесть, и мне заплатят какой-то гонорар. Так что я сразу смогу вернуть долг.

Судак!… Ну, Судак – это отдельная песня и отдельная книга, которая терпеливо ждёт, когда я её напишу…

Это место нас всегда приводило в чувство. Мы здесь с тобой уже в четвёртый раз. Опять остановились у Антоныча. Я написала ему заранее, и комната нас ждала.

…Нас ждал зелёный дворик, большой деревянный стол во дворе, старая алыча над столом, сыплющая на стол мелкими разноцветными листьями и мелкими жёлтыми плодами… Нас ждала длинная кипарисовая аллея, на которой мы решили устраивать наши пробежки. Не делать же месячный перерыв в таком важном деле! Нас ждало тёплое, ласковое сентябрьское море… Ждали Крепостная гора и нежно любимый Алчак… И запахи! и закаты!… И золотистые, и зеленоватые богомолы в шелестящей сухой траве…

– Есть, есть в жизни счастье!

– И очень много, мамася!