Мария Романушко - Там, где всегда ветер

А дружба детей – это была дружба во втором поколении, и она ощущалась практически как родство. О такой же потрясающе тёплой и родственной атмосфере в маленьком городе я прочла недавно в интервью Елены Гагариной, дочери первого космонавта. Она рассказывала о жизни в Звёздном городке в шестидесятые годы: о том, как дружили родители, одержимые одним делом, и дружили их дети-ровесники. Точно как у нас в Вольногорске. Только здесь все были одержимы стройкой великого комбината, а в Звёздном – полётами в космос. Но и наш город возник с мыслью о космосе: чтобы тем, кто тренировались в Звёздном, было на чём летать.

Так что два маленьких уникальных города – Вольногорск и Звёздный – были, как два брата. Они и родились почти одновременно: на рубеже пятидесятых и шестидесятых годов двадцатого века.

Итак, начался новый учебный год, и я пошла в музыкальную школу. Аккордеон для меня оказался о-о-очень тяжёлый, – в нём двенадцать килограмм, носить его из-за сколиоза мне нельзя. Бабушка сшила удобный чехол, чтобы можно было носить аккордеон на спине, как рюкзак. Но я стесняюсь носить аккордеон в чехле и теперь у нас с бабушкой ещё один повод для конфликтов: она велит носить аккордеон в чехле, а я ношу его в футляре. Бабушка уверяет, что я буквально на глазах делаюсь всё кривее и кривее, что у меня скоро будет горб на спине, ну и так далее… Мне кажется, она преувеличивает. Но нажить горб мне совершенно не хочется.

Я пообещала носить аккордеон в левой руке: может, так я стану ровнее, если буду регулярно кривить себя в другую сторону.

У меня милая учительница, её зовут Римма Петровна. Ей очень идёт её редкое имя, его хочется произносить длинно, нараспев: Римммааа… У Риммы Петровны бледное лицо, рыжеватые кудряшки и нежный, певучий голос. Если бы Римму Петровну одеть в старинное платье, – то казалось бы, что она сошла с какой-то средневековой картины.

Римма Петровна меня хвалит, говорит, что у меня хорошие руки, гибкие пальцы. Ещё она хвалит мой аккордеон за богатое звучание. В моём репертуаре уже есть «Светлана» Хренникова, я играю её с большим наслаждением – и в школе, и дома. И «Полюшко-поле» Блантера, замечательная песня гражданской войны, тревожная и грустная. Так что уже есть, с чем выходить на бульвар Монпарнас! Ещё бы приобрести чёрную шляпу с широкими полями…

Осень, осень… Моё любимое время года.

Осенью меня не удержишь дома, особенно в дождь…

Бабушка кричит мне вдогонку:

– Ты же промокнешь!

– Я и хочу промокнуть!

Однажды Римма Петровна пригласила меня на урок к себе домой. И я увидела чудо, которого никогда до того не видела – клавесин! Маленький, как будто игрушечный инструмент.

– Старинный… – с нежностью сказала Римма Петровна своим певучим голосом. – Мне от прабабушки достался. Семейная реликвия. Вожу его повсюду с собой – никогда не расстанусь!

Она присела к клавесину на изящный стульчик, откинула со лба рыжеватые кудряшки и заиграла Моцарта… Своими бледными пальцами с прозрачными ноготками. Римма из средних веков. И я как будто оказалась в другой эпохе, в далёком восемнадцатом веке…

Я слушала дивные, сказочные звуки и смотрела в окно, а окно выходило в степь – чёрную, непролазную степь до горизонта, поливаемую осенним дождём…

Это было волшебно и незабываемо!… Моцарт, на клавесине, посреди чёрной, мокрой степи…

Как-то в воскресение Фёдор водил меня на экскурсию. На бескрайнюю стройплощадку за городом, где возводится комбинат-гигант.

Была осень, сырой пасмурный день, мрачно нависшее небо и, как всегда, забивающий дыхание ветер… ветер… ветер… Под низким свинцовым небом, почти упираясь в него, высилось множество железных конструкций, в этих конструкциях было что-то космическое, инопланетное, это было страшно и красиво одновременно. Одним словом – величественно!

Фёдор мне про всё рассказывал, про разные цеха: где и что будет происходить, когда это всё достроится. А кое-что уже работало (это называлось «первая очередь», и о том, что уже пущена первая очередь нашего комбината, об этом даже сообщал «Голос Америки» – такое секретное радио, кто-то из вольногорцев его слушает, и на следующий же день новости, которые сообщил «Голос Америки», распространяются по всему городу).

Фёдор говорил про то, что продукция комбината очень нужна для строительства ракет, и всё это очень волновало меня, особенно про ракеты. Образ гигантской ракеты как будто витал здесь – незримый, но при этом очень явственный. Мне казалось, что все эти конструкции – это исполинские железные руки, которые нежно поддерживают РАКЕТУ, которая, продырявив головой серое скучное небо, нацелилась в бездонный сверкающий КОСМОС…