Тэцуо Миура - Рассказы

Хякуда не понял, что это он там говорит такое. Но к замечаниям городских жителей он относился снисходительно. Сам-то он был не мастак разговаривать. Спросят - ответит. На празднике этот управляющий показался ему деловым парнем, а тут говорит как-то непонятно: подстегнуть чего-то...

- Пожалуйста, смотрите, - сказал он. - Это моя работа. Хотите взглянуть, как я работаю, смотрите с легкой душой. Все по воле божьей делается...

И Хякуда улыбнулся спокойно. Он всегда был спокоен, какие бы высокие гости ни стояли рядом.

Лучи заходящего солнца залили весь луг. Хякуда вел Рассвета на поводу, и чем дальше по лугу, тем сильнее пахли пряные травы.

Кобыла стояла неподвижно, словно изваяние, добродушно опустив голову. Три женщины прислонились к изгороди метрах в двадцати.

"Женщины всегда занимают места первыми", - подумал Хякуда.

- Идите вон туда. Здесь опасно, - сказал он, обернувшись к управляющему кабаре, собиравшемуся, как видно, всюду следовать за ним. Управляющий замедлил шаг, огорченно улыбнулся и пошел к женщинам. Те о чем-то тихо разговаривали, постукивая по траве кончиками туфель.

- Эй! Молчание.

- Что вы там делаете?

- У нас важный разговор, - сказала, не оборачиваясь, женщина, похожая на девочку.

- Повернитесь сюда. Молчание.

- Начинается!

- Что? - спросила смуглая.

- Потом пожалеете, что не видели.

- Не беспокойтесь.

- Пожалеете. Я-то знаю.

Маленькая женщина недоуменно втянула голову в плечи.

- И ведь хочется повернуться, а не смеете.

- Да что там? - Смуглая женщина резко повернулась и замерла.

Жеребец встал на дыбы, подняв передние ноги и роя задними землю. Хякуда с поводьями в руках пригнулся прямо под его копытами. Казалось, жеребец вот-вот вздернет его вверх и отбросит прочь.

- Ой! Глядите! - с ужасом вскрикнула одна гостья.

Тем временем Хякуда, мало заботясь о себе, изо всех сил сдерживал коня, опасаясь, что тот, разъярившись, опрокинется назад. Если по невниманию ослабить поводья, строптивый жеребец может сесть на зад, завалиться набок и сильно удариться головой о землю. Обычно лошадь тут же испускает дух.

За тридцать лет работы на конезаводе Хякуда только раз допустил такую оплошность. Это самый ответственный момент в его работе.

Рассвет между тем в ярости не то ржал, не то храпел. Из пасти его вылетала пена. Его возбуждал вид кобылы.

- Ну давай, давай! - тянул его за поводья Хякуда...

Все длилось каких-нибудь тридцать секунд. Всего лишь миг...

Лошадей развели. Они тихо ушли в конюшни. Вдали синело море. Разбитная женщина стояла прямая, будто палку проглотила, широко открытые глаза ее сверкали на бледном лице. Стройная красавица прислонилась к изгороди с таким видом, будто ничего не случилось. Маленькая сидела на корточках, обхватив колени руками. Управляющий кабаре сложил руки на груди - ему хотелось понаблюдать за лицами женщин, и только теперь он с сожалением опомнился. Приминая траву, он пошел прочь, затем, обернувшись, крикнул:

-Эй!

Маленькая женщина укоризненно поглядела на него.

- Все уже.

Разбитная состроила кислую мину.

- Пора возвращаться, а то опоздаем в кабаре.

- Идите. Мы догоним. - Маленькая, видно, была не на шутку рассержена.

Красавица, слегка улыбаясь, медленно пошла за управляющим.

Две другие - одна, сидя на корточках, другая, прислонившись к изгороди, - некоторое время молчали. Глядели на траву, где уже никого не было.

Но что они вообще там видели? Видели, как в солнечном сиянии глыбы мяса шумно сталкивались друг с другом, содрогались, затихали. Будто обдал их просто жаркий черный вихрь, хлестнул им прямо в лицо, перехватил дыхание. Они не заметили, что он пронзил их насквозь. Зачем они уступили ему? думают они, растерянно замечая, как померкли их лирические воспоминания о прошлом.

Женщина, похожая на девочку, все еще сидела на корточках, не в силах подняться. Она рассеянно вспоминала прошлую ночь, которая казалась ей теперь неясным отпечатком рентгеновского снимка. Вспоминала свое неловкое заигрывание и скупые ласки мужчины - для чего все это? Ей стало жалко беспечной хрупкости своего тела.

- Как хочется в море поплескаться! - сказала она тихо. Да, попрыгать бы по-детски невинно в воде, поднимая тучу брызг...

- И мне, - отозвалась разбитная женщина с бледным лицом.

Но пора возвращаться. Возвращаться к своей жизни. А море как-нибудь потом. Когда снова захочется прийти к нему. Только когда это будет, кто знает...

Они встают, и их длинные тени падают на траву.