Эрих Кестнер - Фабиан. История одного моралиста

Я бы попросил тебя уладить мои дела, но улаживать, собственно, ничего. Второй квартирой распорядятся мои родители. С мебелью они могут поступать, как им заблагорассудится. Мои книги принадлежат тебе. Я только что нашел у себя в столе две тысячи марок, возьми эти деньги, их немного, но на небольшое путешествие хватит.

Будь счастив, мой друг. Живи лучше, чем я. Постарайся. Твой Стефан».

Фабиан осторожно коснулся рукой лба покойного. Нижняя челюсть еще больше отвисла. Рот раскрылся.

— То, что мы живем, — случайность, то, что умираем, — закономерность, — прошептал Фабиан и улыбнулся другу так, словно еще хотел его утешить.

Комиссар тихонько приоткрыл дверь.

— Извините, что я опять вас беспокою. Фабиан протянул ему письмо. Комиссар прочитал его и сказал:

— Значит, я могу отпустить этих девиц. — Вернув Фабиану письмо, он вышел в соседнюю комнату. — Дело можно считать закрытым. Не смею вас больше задерживать, — объявил он.

— Еще минуточку, — произнес женский голос, — у меня слабость к покойникам.

Все пятеро протиснулись в дверь и молча стали перед диваном.

— Надо подвязать ему подбородок, — сказала незнакомая Фабиану девушка.

Скульпторша бросилась в соседнюю комнату и принесла оттуда салфетку. Она подвязала ею подбородок Лабуде, так что рот закрылся, концы салфетки она стянула в узел у него на голове.

— У покойничка зубы болят, — сказала Зелов и злобно рассмеялась.

А Рут Рейтер воскликнула:

— Какое свинство! У меня в ателье сидит Вильгельми, с каждым днем эта скотина становится все здоровее, хотя врачи давно поставили на нем крест. А этот молодой, сильный сам себя укокошил!

Помощник вытолкал женщин из комнаты. Комиссар сел за письменный стол писать рапорт. Тут вернулся помощник.

— Не лучше ли вызвать машину и доставить покойного на виллу его родителей? — спросил он. Деньги опять валялись на полу. Он нагнулся, поднял их и засунул в карман Фабиану.

— Родителям уже дали знать? — спросил Фабиан.

— К сожалению, их нет в городе, — отвечал помощник. — Советник юстиции Лабуде куда-то ненадолго уехал, а куда точно, прислуга не знает. Мать в Лугано. Ей послали телеграмму.

— Хорошо, — сказал Фабиан, — мы отвезем его домой.

Помощник комиссара позвонил в ближайший морг. Потом все трое сидели молча и ждали машину. Санитары положили Лабуде на носилки и понесли вниз по лестнице. У подъезда толпились любопытные из соседних домов. Носилки втолкнули в машину, Фабиан сел рядом с распростертым телом друга. Комиссар и его помощник откланялись. Фабиан подал им руку. Санитар откинул кверху подножку и захлопнул дверцу. Фабиан и Лабуде в последний раз вместе ехали по Берлину.

Окно в машине было опущено. В его раме промелькнул собор. Потом картина сменилась. Фабиан видел башню, построенную Шинкелем, университет, Публичную библиотеку. Давно ли они вдвоем проезжали здесь на автобусе?

Тогда же возле Бранденбургского музея они отобрали револьверы у двух драчунов. А теперь Лабуде лежит на носилках, проезжает через Бранденбургские ворота и уже знать ничего не знает. Два тугих ремня крепко держат тело. Голова медленно сползает набок.

— Помнишь? — тихо спросил Фабиан, положил голову Лабуде на подушку и придержал ее рукою. — «У покойничка зубы болят», — сказала Зелов.

Когда санитарная машина подъехала к груневальдской вилле, вся прислуга уже дожидалась у ворот. Экономка плакала навзрыд, впереди санитаров шел исполненный достоинства лакей, следом горничные, — печальные, как и подобало в такую минуту. Лабуде внесли в его комнату и положили на диван. Лакей широко распахнул окно.

— Утром придет женщина обмыть покойника, — сказала экономка, тут уже зарыдали и горничные.

Фабиан дал деньги санитарам. Они отсалютовали по-военному и ушли.

— Господин советник юстиции все еще не приехал, — сказал лакей. — Понятия не имею, где он задержался. Но он прочтет об этом в газете.

— В газетах уже напечатано? — спросил Фабиан.

— Так точно, — отвечал лакей, — госпожу советницу уже уведомили. Завтра днем она должна быть в Берлине, если ей позволит состояние здоровья. В этот час скорый поезд уже подходит к Беллинцоне.

— Идите спать, — сказал Фабиан. — Я всю ночь буду здесь. — Он подвинул стул к дивану. Другие вышли из комнаты. Он остался один.

Мать Лабуде сейчас в Беллинцоне? Фабиан сел рядом с другом и подумал: «Какая страшная кара для плохой матери!»