Эрих Кестнер: Фабиан. История одного моралиста

На Курфюрстендамм она подозвала такси, сказала шоферу свой адрес, села в машину и принудила Фабиана сесть рядом.

— У меня только две марки осталось, — пробормотал он.

— Не имеет значения, — ответила она и крикнула шоферу: — Выключите свет!

Стало темно. Машина рванулась с места. На первом же повороте блондинка навалилась на Фабиана и укусила его в нижнюю губу. Он стукнулся виском о металлическое крепление, схватился за голову и простонал:

— О-о-о! Неплохое начало!

— Не будь таким недотрогой! — потребовала она, продолжая оказывать ему знаки внимания.

Ее нападение было слишком внезапно. Голова у него трещала. Он вконец растерялся.

— Собственно говоря, до того, как вы стали меня душить, я собирался написать одно письмо, — прохрипел он.

Она двинула его в ключицу, засмеялась — при этом ни один мускул на ее лице не дрогнул (в ее смехе прозвучала вся гамма от йо до я и обратно) — и продолжала его душить. Все его попытки освободиться она, увы, истолковывала неверно. Каждый поворот дороги усугублял его мучения. Он заклинал судьбу сократить число поворотов. И судьба над ним сжалилась.

Машина наконец остановилась, блондинка попудрила нос, расплатилась и уже у самой двери дома заметила:

— Во-первых, у тебя все лицо в красных пятнах, а во-вторых, ты выпьешь со мной чашку чая.

Он стер со щек губную помаду и сказал:

— Ваше предложение делает мне честь, но завтра утром я должен вовремя быть на работе.

— Не зли меня. Ты останешься здесь. Горничная тебя разбудит.

— Но я все равно не встану, нет-нет, я должен спать дома. В семь утра я жду срочную телеграмму. Ее принесет хозяйка и будет трясти меня, покуда я не проснусь.

— Как ты можешь знать, что тебе принесут телеграмму?

— Я знаю даже, что будет в этой телеграмме.

— Что же именно?

— «Пора вставать! Твой верный друг Фабиан». Фабиан — это я.

Он, прищурившись, взглянул вверх на деревья и порадовался желтому сиянию фонарей. На улице царила тишина. Кошка бесшумно шмыгнула во тьму. Если б он мог сейчас пройтись вдоль серых домов!

— История с телеграммой просто выдумка, да?

— Нет, как ни странно, — отвечал он.

— Зачем же ты пришел в клуб, если тебя не интересует дальнейшее? — сердито спросила она и отперла дверь.

— Мне дали адрес, а я очень любопытен.

— Ну, так але-гоп! — сказала она. — Любопытство не знает преград.

Дверь за ними захлопнулась.

В лифте имелось зеркало.

Фабиан вытащил носовой платок и стер с лица пятна помады. Галстук сбился на сторону. Висок горел. И бледная блондинка смотрела на него сверху вниз.

— Вы знаете, что такое мегера? — спросил он. Она обняла его.

— Знаю, но, думается, я красивее.

На дверной табличке значилось: «Молль». Дверь открыла горничная.

— Принесите нам чаю.

— Чай в вашей комнате.

— Хорошо. Можете идти спать!

Девушка скрылась в коридоре. Фабиан последовал за блондинкой. Она провела его прямо в спальню, налила ему чаю, достала коньяк, сигареты и, сделав широкий жест, сказала:

— Прошу!

— Бог мой, ну и темпы у вас!

— Где? — спросила она.

Он пропустил ее вопрос мимо ушей.

— Молль — это вы?

— Я даже Ирена Молль, так что людям, окончившим гимназию, есть над чем посмеяться. Садись же, я сейчас вернусь.

Он удержал ее и поцеловал.

— Зачем так торопиться, — сказала она и вышла из комнаты.

Он выпил глоток чаю и рюмку коньяку. Потом окинул взглядом комнату. Кровать низкая и широкая. Лампа отбрасывает рассеянный свет. Стены — сплошь зеркальные. Он выпил еще коньяку и подошел к окну. Окно не было зарешечено.

Чего хочет от него эта женщина? Фабиану было тридцать два года; он и прошлую ночь не бездействовал, и этот вечер уже начал его возбуждать. Он выпил третью рюмку коньяку и потер руки. Его уже давно занимала вся пестрая палитра чувств, из любви к искусству, так сказать. Но чтобы эти чувства постигнуть, надо их испытать. Только испытывая их, можно о них судить. И, как хирург, вскрыть собственную душу.

— Итак, сейчас я расправлюсь с этим маленьким мальчиком, — сказала блондинка. Теперь на ней была пижама из черных кружев. Он попятился. Но она с криком «урра!» бросилась ему на шею, да так, что он потерял равновесие и вместе с дамой очутился на полу.

— Ну разве она не ужасна? — спросил вдруг чей-то незнакомый голос.

Фабиан в изумлении поднял глаза. В дверях стоял сухопарый, длинноносый человек в пижаме и зевал.