Збигнев Ненацки - Раз в год в Скиролавках (Том 1)

"Новотель" находился в трех километрах от города, между озером и высокой насыпью железной дороги. Рядом пробегало оживленное шоссе. Порваш не собирался делать никаких покупок в городе и крутиться по улицам, раз и здесь - из-за большого количества проезжающих автомобилей и поездов, из-за присутствия многочисленных постояльцев отеля - он мог подвергнуться целительной терапии. С удовольствием он убедился в том, что "газик" Негловича уже стоит на паркинге перед отелем, так как доктор выехал несколько раньше, чтобы кое-что купить в городе. "А может, он уже флиртует с какой-нибудь девушкой", - подумал Порваш ревниво и даже с чуточкой отвращения, потому что, как каждый мужчина из Скиролавок, даже если он и расстался с большими амбициями, он не без зависти относился к легенде, которая окружала доктора в связи с его легкостью общения с женщинами.

Шло уже к вечеру. Сутки пребывания в отеле стоили дорого, время, проведенное здесь, капало деньгами, как плохо закрученный кран. Порваш быстро запарковал свою машину возле автомобиля доктора и с маленьким баульчиком в руке поспешил к стеклянным дверям, которые услужливо открыл перед ним швейцар в коричневой ливрее. Богумил Порваш умел вести себя в таких ситуациях, поэтому швейцара он едва удостоил взглядом, зато более внимательно посмотрел в сторону бара и кафе, убеждаясь в том, что красивых женщин там не видно. Он не показал, однако, своего разочарования, смелым жестом положил баульчик на конторку администратора и попросил номер.

- Вы хотите с видом на озеро или на железнодорожную насыпь? - спросила крашеная молодая женщина в коричневой униформе.

Туристический сезон еще не начался, в отеле было много свободных комнат, и ей доставляла удовольствие возможность быть любезной.

- С видом на озеро? Никогда! Ни в коем случае! - Порваш не сумел справиться с раздражением.

- Вид в самом деле очень красивый. Возле берега колышутся тростники, соблазняла она.

- Никогда! Вы слышите? - все больше злился Порваш. - Никаких озер, никаких тростников. Я хочу видеть проезжающие поезда. Много поездов. Как можно больше. Пусть стучат колесами, свистят, бренчат, грохочут. Хочу видеть шоссе с сотнями автомашин. Я должен вдыхать выхлопные газы.

Он замолчал и поборол свое раздражение. Она могла принять его за сумасшедшего и вообще не дать ему номер. Развязно облокотившись локтем о конторку, он объяснил, обращая в шутку свои ранее сказанные слова:

- В Париже я жил на чердаке и три месяца, видел из окна только глухую стену соседнего дома с потеками влаги. Этот вид я потом перенес на полотно, потому что я - художник. За это полотно я получил множество денег. Теперь, к сожалению, я живу в деревне. Прошу извинить меня, что я так повысил голос, но люди из деревни страдают неврозами. Тишина, одиночество, оторванность от мира, вид озера и колышущихся тростников очень плохо действуют на нервную систему. Впрочем, мой друг, доктор Неглович, объяснит вам это лучше. Кажется, он тоже тут остановился. В каком номере?

- Ах, пан доктор Неглович, - улыбнулась она лукаво. - Я его знаю. Он часто у нас бывает в зимний сезон. Но он не нервный, хоть и живет в деревне.

- Не знаю, как он ухитряется не быть нервным, - пожал плечами художник Порваш. Она дала ему ключ от комнаты 223 и сообщила, что доктор занимает комнату 319.

В небольшом помещении с белой мебелью Порваш небрежно бросил на большой диван свой баульчик и, подойдя к окну, с удовольствием убедился в том, что видит высокую, покрытую травой железнодорожную насыпь, по которой в тот момент проезжал окутанный дымом локомотив с несколькими товарными вагонами. Стук колес музыкой зазвучал в ушах Порваша, а вид движущихся вагонов приковал все его внимание. Он захотел, чтобы локомотив пронзительно свистнул или хотя бы затрубил басом, но ничего такого не произошло. С неподдельным огорчением он наблюдал, как грязные вагоны исчезают за рамой окна и над насыпью остается только пустое небо.

Он вошел в ванную и задержался перед огромным зеркалом над умывальником. Сначала ополоснул руки, потом влажной ладонью пригладил свои буйные черные волосы. Он оценил себя внимательным взглядом и пришел к выводу, что выглядит великолепно. Как обычно, он был одет в черную облегающую рубашку, отстроченную белыми нитками, на бедрах его был широкий пояс с блестящей пряжкой. Черные бархатные брюки плотно охватывали его бедра, даже малонаблюдательная женщина должна была заметить, в которой штанине он держит свою мужественность. Он только еще расстегнул три верхние пуговицы на рубашке, чтобы увидели свет черные завитки его волос, и, подготовленный таким образом, направился этажом выше, в комнату доктора. Но на площадке, где стояла никелированная пепельница на высокой ножке, а с полки на стене свисал из горшочка вечнозеленый плющ, он остановился, пораженный внезапным возвращением чувства страха. Он вдруг представил себе, что через час или два познакомится с какой-нибудь девушкой и дело дойдет до тех движений, которые он должен будет выполнять, чтобы достичь наслаждения. Он почти чувствовал на своих губах губы той девушки. Неизвестно почему, .это показалось ему отвратительным, как прикосновение большого, голого слизняка. Но одновременно мысль об этом моменте вызвала болезненное пульсирование в штанине, потому что месяц уже прошел с того дня, когда он простился с Альдоной, и с тех пор у него не было никакой женщины. И страх прошел так же внезапно, как появился. Доктор сидел в кресле и читал газету. - Вы тоже взяли комнату с видом на железнодорожную насыпь, - с удовлетворением заметил Богумил Порваш, подходя к окну.