Игорь Оськин: Блажен, кто смолоду был молод

Учительница биологии Зинаида Николаевна одновременно классная воспитательница, спокойная, терпеливая, уважаемая. Вместе с ней осуждали лжеученых – генетиков. По ее предмету Колесов учился хорошо. Как-то в разговоре с другой учительницей она оценивала учеников: этот очень способный, тот чуть послабее, а этот, махнула рукой на стоящего рядом Колесова: этот так себе. Он страшно обиделся и изумился: с чего бы это, по каким поводам?

Накатились усталость и апатия. Захотелось махнуть на всё рукой. У Игоря то же самое:

— У меня такое настроение теперь: ставьте мне что угодно, кроме двойки, и только отвяжитесь.

В 10 классе пришел новый физик. Не назвав себя, начал урок. У него острижена голова, офицерский китель без погон. В глазах не совсем нормальное выражение, может быть, из-за очков.

— Мямля какой-то, — сказал Игорь, — ты заметил, что он нам как малолеткам объясняет.

Ставит только четверки и тройки, заявил, что не признает ни двоек, ни пятерок. Двойки только в случае прямого отказа от ответа.

Классная воспитательница показала учителям журнал:

— Смотрите, ненормальный какой!

Это – о физике: в журнале были сплошные тройки.

Энергичная немка тоже возмутилась:

— Да это безобразие! Пойду, поговорю с ним.

Ушла с журналом. Долго спорила:

— Уж Хохлов-то знает физику твердо на четыре.

— А вдруг не знает, — ответил физик.

Его имя, отчество и фамилия так и оставались неизвестными. Зиновий сказал: «Беликов». Да, человек в футляре. выражение лица несколько упрямое, сосредоточенное, взгляд всегда вниз перед собой. Жалкий вид.

Учителя все-таки вынудили его повторно опросить нескольких учеников после уроков.

Колесов и «академик» часто заходят друг к другу: «Пошли гулять». Послушав пластинки с Бернесом или Шульженко, идут на Невский до Садовой и обратно. Разговоры понемногу обо всем: школа, еврейский вопрос, что такое жизнь. «Академик» начинает с вопроса – что вызывает жизнь? Так как жизнь есть обмен веществ, то что же вызвало обмен веществ в первом организме? Ответа не нашли…

«Академик» изобрел свою теорию о выпуклостях лба и зависимости от них ума. Он поработал на примере их класса, и что-то там у него сходилось. Не подходят только комсорг Рэд и он сам: по своей теории он оказывается дураком. «Смешно, Володя!» В другой раз он развивал свою собственную теорию о культуре: разные степени культурности, культура до революции и теперь. Сошлись на простом: для повышения культуры необходимо повышение сознательности.

Однажды «академик» огорошил пришедшего к нему Колесова:

— Вот что, Колес, у меня отец умер.

Долго молчали. Потом Володя начал:

— В нашей стране раком болеет каждый десятый. Мне об этом рассказывал мой дядя – врач, начальник академии. Очень умный человек, в детстве уроков не готовил, теоремы у доски доказывал сам, не читая учебников. Очень прямой человек и говорит свободно любому начальнику, в споре его никто не переспорит, разбивает в пух в и в прах. Добывает все, что нужно для больницы: инструменты, ремонт.

Помолчав, добавил:

— Вообще, дядя этот – мой идеал. Я решил идти в военно-медицинскую академию, дядя поможет поступить. Впрочем, сама медицина меня мало увлекает, тут больше экономические причины.

Они вместе прошли серию увлечений. Вместе начали заниматься фотографией. «Академик» достиг высокого искусства в этом деле, а он охладел, занимался от случая к случаю. Вместе овладевали шахматами, сначала были наравне. Затем «академик» взялся за шахматную литературу, сам строил игровые сюжеты, получил первый разряд. Больше он с ним в шахматы не играл. Отмечал превосходство «академика», без зависти, по факту.

Еще один друг, «артист» Валера, его отец тоже погиб на войне, весело рассказывал:

— Мать женится на каком-то Михаиле Иваныче. Хороший морж, жаль только, что долго живет. Любит выпить, при этом всегда вспоминает, где, когда, с кем и как выпивал. Хуже всего, что она меня на него променяла. Купила с получки булочек, пирожков, смачно так, и все это – Михал Иванычу, а я с братом ходим вокруг стола, да зубами ляскаем. Или вот мне нужно спортивки купить, я каждый раз со своей пенсии требую, а тут придут Михал Иваныча родственники, крестины какие-нибудь справлять, мать на это денежки дает, а мы с братом зубы на полку… Один раз я ушел из дома часика в три ночи, разозлился здорово, мать в одной рубашке бегает: Валерик, Валерик, ты куда? Я собрал свои шмотки, съестного прихватил и ушел. Хотел было к сестре пойти, да неудобно как-то, семейный скандал… шум поднимется. Пошел тогда по Литейному, по Невскому… Приятно так, на улице ни души, идешь от часов к часам и по минутам считаешь. И время так медленно шло, подходишь к часам, что такое – минуты три только прошло. Замерз я порядочно, пошел в одном пиджачке, а ночь такая холодная. Ну, пришел в школу в 8 часов и заснул на парте.