Симона Бовуар - Мандарины

Уже в период между 1947 и 1960 годами у Сартра и де Бовуар наметилось довольно значительное расхождение в жизненных позициях. В то время как Сартр мало-помалу отходил от литературы и его бойкое перо нацеливалось на объяснение собственной политической позиции в свете философии экзистенциализма, интересы де Бовуар все более смещались в сторону ее внутреннего мира. Однажды в юности Сартр заявил Симоне де Бовуар: «Я хочу быть Спинозой и Стендалем» (Beauvoir 1981: 203). Но тогда он еще и помыслить не мог о том, чтобы писать книги по философии: в его намерения входило выражать философию, которую он исповедовал, в романах. Что же касается Симоны де Бовуар, то духовный мир всегда привлекал ее сильнее, чем внешний, а потому она сразу и навсегда сделала выбор в пользу литературы в самом высоком смысле этого слова. Когда Сартр безоглядно увлекся политической борьбой, де Бовуар не последовала за ним по этому тернистому пути, и на то имелись по меньшей мере две причины. Во-первых, жизнь научила ее тому, что никто не станет с должной серьезностью воспринимать политические выступления женщины. И это была весьма разумная позиция: за последние полвека положение женщин изменилось заметнее, чем за предшествующие тысячелетия. И как же обстоят дела теперь? «В большинстве стран политика по-прежнему остается областью, закрытой для женщин. <...> Напрашивается банальный вывод: политика — это все еще мужское занятие» (Lipovetsky 1997: 265—266), — констатирует французский философ и социолог Жиль Липовецкий. «Писатель сам по себе никогда не выполняет работу политика, однако когда я создавала эссе "Правая мысль" и "Долгий путь" [17] Имеются в виду эссе де Бовуар «Правая мысль сегодня» из сборника «Привилегии» (см.: Beauvoir 1955) и книга «Долгий путь», посвященная впечатлениям от поездки в Китай (см.: Beauvoir 1957). , то делала это для того, чтобы рассеять некоторые заблуждения и выразить определенные политические идеи» (пит. по: SBSJC 1996: 210), — писала позднее Симона де Бовуар. Как бы то ни было, но ей потребовалось очень много энергии, упорства и настойчивости, чтобы, появившись на свет женщиной, прожить такую жизнь, какую прожила она. Другая причина отказа Симоны де Бовуар от активной политической деятельности была личного порядка: по натуре застенчивая, она не любила выступать перед людьми. А если и появлялась на публике, то только для того, чтобы поддержать Сартра. Она приходила в отчаяние из-за незначительности влияния, которое сам он мог оказать на развитие политических событий.

Написанное де Бовуар в 1949 году эссе «Второй пол» по праву считают «Библией феминизма». В конце жизни она гордилась тем, что помогла современницам «лучше понять себя и свое положение». В этом полемически заостренном произведении избранная автором форма методичного анализа чувств сочетается с неизменной готовностью доходить в своих рассуждениях до крайностей и шокирующих подробностей, до неприятных истин, которые многие предпочитают замалчивать. При работе над книгой де Бовуар сознательно придерживалась установки на скандал, на обострение всех противоречий описываемой ситуации. Писательницу часто обвиняли в том, что тон ее высказываний излишне резок. «Если хочешь, чтобы воздушный шарик лопнул, надо вонзить в него ногти» (Beauvoir 1963: 342), — возражала она. Появление подобного произведения в творчестве де Бовуар отнюдь не случайно. С годами ее все настоятельнее интересовали способы обретения женщиной независимости, и в конце 40-х годов она почувствовала невозможность сочинять романы до тех пор, пока основательно не изучит, что это значит на самом деле — родиться женщиной. Де Бовуар отказывалась считать женственность сущностью женщины и ее природным качеством. Женственность, полагала она, — это результат ситуации, созданной человеческим обществом на основе определенных психологических предпосылок. Ее раздумья над многообразием ситуаций, в которых оказывались в разное время женщины разных национальностей, как раз и привели к появлению «Второго пола» — исследования женской судьбы, основанного как на строгом рассмотрении данных медицины, истории, социологии и статистики, так и на блестящем анализе памятников культуры — от древнейших мифов до современных французских, американских и английских романов.

Симона де Бовуар никогда не заявляла о намерении написать автобиографический роман, но, по крайней мере, в «Гостье» и «Мандаринах» автобиографический элемент очень силен. Однако в отечественном литературоведении издавна сложилась традиция подчеркивать глубину различий между этими романами. Если, вслед за Е.М. Евниной, считать «Гостью» «типично экзистенциалистским произведением» и «прежде всего психологическим романом, раскрывающим интимную драму нескольких людей», то, по мнению той же исследовательницы, в «Мандаринах» «объективно-реалистическое отображение действительности особенно настойчиво врывается в ткань произведения, взрывая и почти полностью уничтожая его экзистенциалистские предпосылки» (Евнина 1962: 123; см. так же: Зонина 1955). Однако подобные утверждения не согласуются с оценками самой де Бовуар. Так, в воспоминаниях она отмечала: «Перечитала с начала до конца "Гостью" и сделала пометки относительно того, что думаю об этой книге. Я нахожу в ней, почти слово в слово, то, о чем говорю <...> в "Мандаринах". Впрочем, у меня нет причин это отрицать: каждый человек всегда пишет только свои книги» (Beauvoir 1963: 439). С мнением Симоны де Бовуар можно согласиться, если принять во внимание установку ее творчества на передачу «особенностей пережитого» и «вкуса собственной жизни». Если же говорить об оценке Е.М. Евниной, то и она небезосновательна. Все дело в том, что со времени написания «Гостьи» значимые перемены, которые произошли в жизни де Бовуар, повлекли за собой изменения в самом характере «пережитого». Личные проблемы писательницы отошли на второй план, когда она, следуя по проложенному Сартром пути, сосредоточила усилия на решении грандиозной задачи создания идеологии послевоенного времени. Эта новая идеология была призвана, раскрывая перед человеком его ситуацию, одновременно предлагать ему и образ действий. Как мы видим, де Бовуар не отказалась от передачи опыта «пережитого», просто «вкус» ее жизни стал иным. «Мандарины» — единственное произведение в ее творчестве, соединившее личный опыт с раздумьями о ключевых проблемах, волновавших умы всей творческой интеллигенции послевоенной поры. Себя в качестве автора этого романа она определяла как «писателя» и «женщину» — именно с таким распределением родов. Ей удалось создать верный по существу портрет французской интеллектуальной элиты конца 1940-х годов — с ее надеждами, противоречиями, борьбой и поражениями. И не случайно она обратилась к этой тематике именно в те годы: в истории Франции описанный ею 1946 год стал временем усиления конфронтации между различными политическими силами («эрой разрывов»).