Симона Бовуар - Мандарины

— Даже при таких условиях ничто не доказывает их необходимость, — возразил Анри. — Никто не желает зла ради зла, и тем не менее нередко случается, что его творят напрасно. Вы не станете отрицать, что в СССР, как и везде, были допущены ошибки: голод, мятежи, побоища, которых можно было избежать. Так вот я думаю, что эти лагеря — тоже ошибка. Знаете, — добавил он, — даже Дюбрей того же мнения.

Ленуар покачал головой.

— Необходимость или ошибка, в любом случае вы поступили плохо, — сказал он. — Нападки на СССР ничего не изменят в том, что там происходит, зато они идут на пользу капиталистическим державам. Вы предпочли работать на Америку и на войну.

— Да нет же! — возразил Анри. — Коммунизм можно критиковать, ему от этого хуже не станет, он достаточно крепок.

— Вы только что еще раз доказали, что нельзя стремиться быть экстракоммунистом, не став объективно антикоммунистом, — сказал Ленуар, — третьего не дано; СРЛ изначально было обречено на союз с реакцией или на гибель.

— Если вы так думаете, то вам не остается ничего другого, как вступить в компартию.

— Да, только это мне и остается, и именно это я собираюсь сделать, — сказал Ленуар. — Я хотел прояснить ситуацию: отныне вам следует считать меня противником.

— Я сожалею, — ответил Анри.

С минуту они смущенно смотрели друг на друга, потом Ленуар произнес:

— Ну прощайте.

Да, таков один из возможных вариантов: отрицать факты, цифры, доводы и собственное мнение, заслоняясь актом слепой веры — все, что делает Сталин, хорошо. «Ленуар — не коммунист и потому проявляет чрезмерное рвение», — решил Анри. Ему интересно было бы поговорить с Лашомом или с любым другим умным и не слишком фанатичным коммунистом.

— Ты видел в последние дни Лашома? — спросил он у Венсана.

— Да.

Венсана взволновало дело о лагерях; сначала он считал, что говорить не следует, а потом согласился с мнением Анри.

— Что он думает о моих статьях? — спросил Анри.

— Пожалуй, он сердится на тебя, — сказал Венсан. — Говорит, что ты занимаешься антикоммунизмом.

— Ах, так! — молвил Анри. — А лагеря? Это его не смущает? Что он думает о лагерях?

Венсан улыбнулся:

— Что их не существует, что это превосходные учреждения, что они исчезнут сами собой.

— Ясно! — сказал Анри.

Люди определенно не любят задаваться вопросами. Все так или иначе стараются сохранить свои установки. Коммунистические газеты дошли до того, что стали восхвалять институт, который они именовали исправительным лагерем и исправительной работой; а антисталинисты усматривали в этом деле лишь предлог для разжигания вполне обоснованного возмущения.

— Еще поздравительные телеграммы! — сказал Самазелль, бросив их на стол Анри. — Можно смело сказать, что мы всколыхнули общественное мнение, — добавил он с радостным видом. — Скрясин ждет в приемной, с ним Пелтов и еще два человека.

— Его проект меня не интересует.

— И все-таки их надо принять, — заметил Самазелль. Он указал на бумаги, которые положил перед Анри: — Мне очень хотелось бы, чтобы вы взглянули на замечательные статьи, которые прислал нам Воланж.

— Воланж никогда не будет печататься в «Эспуар», — заявил Анри.

— Жаль! — сказал Самазелль.

Дверь открылась, и с обольстительной улыбкой вошел Скрясин:

— У тебя найдется пять минут? Наши друзья в нетерпении. Я привел Пелтова, Беннета — американского журналиста, который пятнадцать лет работал корреспондентом в Москве, и Молтберга — когда я вышел из партии, он все еще оставался коммунистом и продолжал быть активистом в Вене; могу я их пригласить?

— Пусть войдут.

Они вошли, взгляд их был исполнен упрека — то ли потому, что Анри заставил их ждать, то ли потому, что мир не воздавал им должное; жестом пригласив их сесть, Анри сказал, обращаясь к Скрясину:

— Боюсь, что наше собрание будет совершенно напрасным; я уточнял это в состоявшихся у нас беседах и в своих статьях: антикоммунистом я не стал. Твой проект следует отнести в Союз голлистов {111} 111 Союз голлистов. — В этот союз вошли три партии: СФИО, МРП и ЮДСР. Демократический и социалистический союз Сопротивления — партия, созданная в середине 1945 г. в результате раскола некоторых организаций движения Сопротивления. , а не ко мне.

— Не говори мне о де Голле, — возразил Скрясин. — Когда он пришел к власти, то первым делом полетел в Москву: о таких вещах забывать нельзя.

— У вас наверняка не было времени внимательно посмотреть нашу программу, — с упреком сказал Молтберг. — Мы — представители левых сил, а голлистское движение поддерживает крупный капитал, о нашем союзе с ним и речи быть не может. Мы хотим поднять против русского тоталитаризма живые силы демократии. — Учтивым жестом он отмел возражения Анри. — Вы говорите, что не стали антикоммунистом, вы разоблачили некоторые злоупотребления и не хотите идти дальше; но, по сути, вы не можете останавливаться на полпути: против тоталитарной страны наша ангажированность тоже должна быть тотальной.