Симона Бовуар - Мандарины

— Ах! Я надоела тебе, — со слезами сказала она. — Что делать! Но ведь надо же рассеять эти недоразумения!

— Никакого недоразумения нет.

— Ну вот, я опять продолжаю, — с отчаянием сказала Поль, — продолжаю надоедать тебе, и ты не захочешь больше меня видеть!

«Нет, — в порыве возмущения подумал он, — больше не захочу». А вслух сказал:

— Совсем напротив.

— В конце концов ты возненавидишь меня, и будешь прав. Подумать только, я устраиваю тебе сцену, я — тебе!

— Ты не устраиваешь сцену.

— Ты же видишь, что устраиваю, — сказала она, разражаясь рыданиями.

— Успокойся, Поль, — сладчайшим голосом сказал Анри. Ему хотелось ударить ее, но он принялся гладить ей волосы. — Успокойся.

Еще несколько минут он продолжал гладить ее волосы, и вот наконец она решилась поднять голову.

— Ладно, я ухожу, — заявила Поль. И с тревогой взглянула на него: — Ты придешь завтра обедать, обещаешь?

— Клянусь.

«Совсем больше не встречаться с ней — это единственное решение, — сказал он себе, когда она закрыла за собой дверь. — Но как заставить ее брать деньги, если я перестану с ней видеться? Щепетильная женщина принимает помощь от мужчины, лишь навязывая ему свое присутствие, — это непременное условие. Я что-нибудь придумаю. Но видеть ее больше не хочу», — решил Анри.

— Извините, что заставил вас ждать, — сказал он Ленуару.

— Не имеет значения, — отмахнулся Ленуар. Он кашлянул и заранее весь покраснел; наверняка он приготовил каждое слово своей обличительной речи, однако присутствие Анри сбивало его. — Вы догадываетесь о причине моего визита.

— Да, вы солидарны с Дюбреем, и мое поведение возмущает вас. Я привел свои доводы: сожалею, что не убедил вас.

— Вы говорите, что не хотели скрывать правду от своих читателей. Но о какой правде идет речь? — спросил Ленуар; он вспомнил одно из ключевых слов своей речи, и все последующее нанижется легко; двусмысленная правда, частичная правда — Анри знал эту песню; он очнулся, когда Ленуар отошел от общих мест. — Полицейское принуждение играет в СССР ту же роль, что экономическое давление в капиталистических странах; если оно и выполняет ее более систематически, то я вижу в этом лишь преимущества; режим, при котором рабочему не грозит увольнение, а руководителю — разорение, просто вынужден изобретать какие-то новые формы санкций.

— Необязательно такие, — возразил Анри, — не станете же вы сравнивать условия жизни безработного с условиями тех, кто работает в лагерях.

— По крайней мере, их повседневная жизнь обеспечена; и я убежден, что судьба их менее ужасна, чем это утверждает необъективная пропаганда; тем более что постоянно упускают из виду: мышление советского человека не такое, как у нас: {110} 110 ...мышление советского человека не такое, как у нас... — Многие французские коммунисты, как об этом свидетельствует де Бовуар в своих воспоминаниях, искренне полагали, что советские люди, в отличие от других европейцев, легко переносят любые тяготы и что в интересах производства едва ли не с радостью готовы покинуть свои дома ради жизни в вагончиках и палатках. он, например, считает нормальным, когда его переселяют в соответствии с потребностями производства.

— Каким бы ни было его мышление, ни один человек не может считать нормальным то, что его эксплуатируют, морят голодом, лишают всех прав, заключают под стражу, изнуряют работой, обрекают умирать от холода, цинги или истощения, — сказал Анри. А про себя подумал: «Странная все-таки вещь — политика!» Ленуар буквально не мог выносить вида страдающей мухи, но с легким сердцем мирился с кошмаром лагерей.

— Никто не желает зла ради зла, — возразил Ленуар, — и СССР меньше, чем любой другой режим; если они принимают какие-то меры, значит, эти меры необходимы. — Ленуар раскраснелся еще больше. — Как вы осмеливаетесь осуждать институты страны, трудностей и нужд которой вы не знаете? Это недопустимое легкомыслие.

— Ее нужды и трудности — я сказал о них, — отвечал Анри. — И вы прекрасно знаете, что я вовсе не осуждал советский режим целиком. Но и принимать его целиком, слепо — это подлость. Вы что угодно оправдываете с помощью пресловутой идеи о государственной необходимости, но это палка о двух концах; ведь когда Пелтов говорит, что лагеря необходимы, он говорит так, чтобы доказать: социализм — не более чем утопия.

— Лагеря могут быть необходимыми сегодня, но отнюдь не всегда, — сказал Ленуар. — Вы забываете, что положение СССР — это военное положение; капиталистические державы только и ждут момента, чтобы напасть на него.