Симона Бовуар - Мандарины

— Но это было самое интересное, — со вздохом заметил Люк.

Анри же, напротив, скорее почувствовал облегчение при мысли о том, что денежный вопрос будет решен окончательно; и два дня спустя он с легким сердцем входил в кабинет Трарье: кабинет, полный книг, свидетельствовавший о том, что хозяин скорее интеллектуал, нежели деловой человек; однако сам Трарье, худощавый, элегантный, наполовину лысый, в точности походил на богатого промышленника.

— Подумать только, во время оккупации мы все время работали поблизости друг от друга и ни разу не встретились! — сказал он, энергично пожимая руку Анри. — Вы очень хорошо знали Вердлена, не так ли?

— Конечно; а вы работали в его организации?

— Да. Это был замечательный человек, — сказал Трарье с едва заметным траурным оттенком в голосе; горделивая улыбка по-детски округлила его лицо. — Именно благодаря ему я встретил Самазелля. — Жестом он предложил Анри сесть и сел сам. — В то время значение имели человеческие ценности, а не деньги.

— Это уже в прошлом, — заметил Анри, чтобы что-то сказать.

— Впрочем, утешением служит возможность использовать деньги для защиты определенных ценностей, — сказал Трарье с поощрительным видом.

— Дюбрей обрисовал вам ситуацию? — спросил Анри.

— Да, в общих чертах.

Во взгляде Трарье ощущался настоятельный вопрос: он знал точные факты, но ему хотелось получить возможность изучить Анри, и приходилось вести свою игру. Анри начал говорить без особой убежденности. Он, со своей стороны, тоже наблюдал за Трарье; тот слушал его с несколько снисходительной любезностью; уверенный в своих преимуществах, довольный тем, что на словах отказался от них, он чувствовал свое превосходство и над теми, кто не владел ничем, и над теми, кто внутренне не соглашался позволить лишить себя собственности. Совсем не таким представлял его себе Анри по описаниям Дюбрея; в его лице не наблюдалось ни малейших следов слабости или беспокойства; и никакого благородства тоже; если он и принадлежал к левым, то не иначе как по причине оппортунизма.

— Тут я прерву вас, — неожиданно сказал Трарье. — Вы говорите, что понижение тиража было неизбежно. — Он посмотрел Анри в глаза, словно собираясь изречь опасную истину: — Я не верю в неизбежность, именно в этом кроется одна из тех причин, что мешают мне согласиться с марксистской диалектикой. Мой опыт отличается от вашего; это опыт делового человека, человека действия; он научил меня тому, что ход событий всегда можно изменить вмешательством подходящего фактора в подходящий момент.

— Вы хотите сказать, что этого понижения можно было бы избежать? — спросил Анри несколько натянутым тоном.

Трарье ответил не сразу.

— Во всяком случае, я уверен, что сегодня можно повысить тираж, — произнес он наконец. — И дело тут совсем не в деньгах, — с живостью добавил он. — Но, учитывая, что представляет собой «Эспуар», мне кажется важным, чтобы она вновь завоевала широкий круг читателей.

С интересом отметив мимоходом свойственные Самазеллю выражения, Анри сказал:

— Я желаю этого так же, как вы; нам мешало отсутствие денег; с капиталом я берусь подготовить репортажи и расследования, которые помогут нам привлечь широкую публику.

— Репортажи, расследования — да, разумеется, — безучастным тоном произнес Трарье, — но не это главное.

— А что же главное? — спросил Анри.

— Я буду говорить с вами откровенно, — сказал Трарье. — Вы человек очень известный и даже очень популярный. Но позвольте вам заметить, что ваш друг Люк — это никто, у него нет имени. А кроме того, я читал его статьи, они на редкость неумелы.

Анри сухо оборвал его:

— Люк превосходный журналист, и газета принадлежит ему наравне со мной; если вы собирались устранить его, даже не думайте об этом.

— А нельзя ли заставить его уйти самого — выкупив его долю по сходной цене и обеспечив ему хорошее положение?

— И речи быть не может! — заявил Анри. — Он никогда не согласится, да, впрочем, и я его об этом не попрошу. «Эспуар» — это Люк и я; вы либо финансируете нас, либо не финансируете, середины нет.

— Разумеется, для того, кто втянут в какое-то начинание, любой раздел кажется более сложным, чем для внешнего наблюдателя, — с усмешкой заметил Трарье.

— Я вас не понимаю.

— Никакой закон не ограничивает двумя членами состав руководящего совета газеты, — с улыбкой сказал Трарье. — Учитывая дружбу, которая вас связывает, я уверен, что вы не будете против присоединения к вам Самазелля.