Хулио Кортасар: Ночная школа

Не знаю, сколько времени ушло у меня на то, чтобы хоть в малой мере применить к происходящему ту самую логику, которой нас обучал Мигойя, но Нито во всем был быстрее и лишь бросил взгляд окрест, как сразу же узнал соучеников и преподавателя Ириарте и понял, что женщины — всего-навсего переодетые ребята, Перроне и Масиас и еще один, из седьмого класса с отделения точных наук, не помню его имени. Двое или трое были в масках, один выряжен гавайкой, и ему это нравилось, судя по тому, как он вилял бедрами перед носом у Ириарте. Испанец Фернандо распоряжался баром, и почти у каждого в руке был стакан, но вот зазвучало танго в исполнении оркестра Ломуто, все разобрались по парам, те, кому не хватило женщин, пустились танцевать друг с дружкой, и я не слишком удивился, когда Нито обхватил меня за талию и потащил на середину.

— Если будем стоять, они нам устроят, — сказал он. — Да не наступай мне на ноги, горе ты мое.

— Я не умею танцевать, — сказал я, хотя он это делал гораздо хуже меня. Половина танго отгремела, Нито все время поглядывал на приоткрытую дверь и потихоньку уводил меня на край, собираясь воспользоваться первым же случаем, но тут заметил, что испанец Маноло все еще там, и мы вернулись на середину и даже попытались переброситься шуткой с Курчином и Гомесом, танцевавшими парой. Никто не заметил, как двустворчатая дверь, ведущая в приемную перед кабинетом Хромого, открылась, но коротышка Ларраньяга резко остановил пластинку, и мы замерли, глядя друг на друга, а я почувствовал, что рука Нито, прежде чем сорваться с моей талии, задрожала.

До меня все доходит медленно, и Нито уже понял, когда я только начал догадываться, что две женщины, стоявшие в дверях рука об руку, были Хромой и сеньорита Маджи. Хромой был выряжен так вызывающе, что двое или трое попытались было захлопать в ладоши, но тут же наступило молчание, густое, как застывший суп, просто дырка во времени, и только. Мне случалось видеть переодетых мужчин в кабаре, в нижних кварталах, но такого я не видел никогда: рыжий парик, ресницы в пять сантиметров, резиновые груди дрожали под блузкой цвета лососины, плиссированная юбка и высоченные каблуки. Руки все в браслетах, руки набеленные, тщательно очищенные от волос, и кольца плясали на его кривых пальцах, вот он выпустил руку сеньориты Маджи и склонился в невероятно манерном поклоне, представляя ее собранию и пропуская вперед. Нито недоумевал, почему сеньорита Маджи, несмотря на белокурый парик, откинутые назад волосы и узкое, облегающее белое платье, почему она все-таки была похожа на самое себя. Лицо едва тронуто гримом, только, пожалуй, брови чуть подведены, но это было лицо сеньориты Маджи, а не фруктовый торт, в который превратили лицо Хромого румяна, помада и рыжие кудри. Они входили в зал, приветствуя собравшихся с некоторой холодностью и, пожалуй, даже снисходительностью. Хромой удивленно глянул на нас и рассеянно примирился, словно кто-то его предупредил о нашем приходе.

— Не догадался, — сказал я Нито как можно тише.

— Твоя бабушка не догадалась, — сказал Нито, — думаешь, он не видит, как мы одеты — точно каторжники на балу.

Нито был прав, мы нарочно надели старые штаны, собираясь перелезать через решетку; кроме штанов, на мне была только рубашка, а на Нито — тоненький свитер со здоровой дырой на локте. Хромой обратился к испанцу Фернандо и попросил рюмочку чего-нибудь не слишком крепкого, попросил с ужимкой капризной проститутки, а сеньорита Маджи заказала виски, совсем сухого, суше, наверное, чем тон, которым она это произнесла. Снова зазвучало танго, и все пустились танцевать, а мы — первыми, со страху, и двое вновь пришедших тоже вышли в круг, сеньорита Маджи вела Хромого, откровенно прижимаясь к нему. Нито хотел было приблизиться к Курчину, попробовать вытянуть из него что-нибудь — Курчина мы знали немного больше других, — но подойти к нему было очень трудно: пары двигались, не касаясь друг друга, но и места, чтобы протиснуться между ними, не оставалось. Дверь, выходившая в приемную Хромого, была все еще открыта, и когда мы, сделав круг, оказались рядом с нею, Нито увидел, что дверь в кабинет тоже открыта и что в кабинете тоже люди, пьют и разговаривают. Издали мы узнали Фьори, противного типа из шестого класса гуманитарного отделения, он был наряжен военным, а брюнетка, с волосами, падавшими на лицо, и пышными бедрами, должно быть, была Морейрой, пятиклассником, имевшим ту еще славу.

Фьори подошел к нам, и мы не успели уклониться от встречи, в форме он казался старше, и Нито почудилась даже седина в его прилизанных волосах — я-то уверен, он посыпал их тальком для красоты.