Фрэнк О'Коннор: Скряга

- Скажите-ка, а что, если прислать вам парочку монахинь?

- Парочку чего? - с изумлением переспросил Девере.

- Монахинь. Из больницы. Они бы ухаживали за вами как следует.

- Да что вы, отец мой! - запротестовал Девере с таким возмущением, как будто священник обвинил его в гадком, бесчестном поступке, - откуда я денег возьму на монахинь?

- Так-так, - задумчиво протянул отец Ринг. - Это уж, пожалуйста, предоставьте мне. У меня с монахинями старая дружба. А ваш прислужник, как бишь его, солдат-то ваш - что может сделать для вас этот горемыка?

- Только разбить мое сердце, отец мой. - Девере шумно вздохнул. - Не стану вам лгать, он меня ограбил.

- А вы предоставьте это мне, - отец Ринг подмигнул. - Тут мы еще посмотрим, кто кого.

Внизу, заслонив рот рукой и скосив глаза в окошко на какого-то прохожего, он прошептал Фэкси на ухо:

- Не буду пока ничего обещать, Фэкси, но я пришлю сюда двух монахинь. Они будут за ним приглядывать. Может, после этого он станет покладистее.

3

Только на следующее утро до Фэкси дошел весь смысл случившегося. Но было уже поздно. Монахини водворились в доме, и избавиться от них было невозможно:

одна немолодая, волосатая, суровая, которую Фэкси сразу окрестил сержантом в юбке, другая молодая и красивая.

- А ну, давай, - приказала сержант в юбке, - надевай передник и скреби пол.

- Скрести пол? - завопил было Фэкси. - Какого че... - тут он вовремя спохватился. - А что в нем плохого? На таком полу есть можно...

-- Да, тут иелый обед наскребешь, - сухим тоном оборвала его сержант в юбке, - только уж больно невкусно будет. У меня уже и вода для тебя готова. И смотри, лей побольше жидкости Джейеса.

- Меня из армии уволили в отставку из-за ревматизма, - Фэкси для наглядности схватился за колено. - Я только на легкую работу гожусь. У меня в бумагах так и значится. А за лавкой кто смотреть будет?

Ничего не помогло. Пришлось ему нацепить грубый передник, встать на коленки, как какой-нибудь старой поломойке, и тереть пол дюйм за дюймом карболовым мылом и, по его выражению, джейесовкой. Сержант в юбке шла за ним неотступно по пятам, поминутно приказывая переменить воду, помыть щетку и отпуская шутки насчет его ревматизма, пока не довела Фэкси до судорог. Затем, на глазах у всей улицы, ему пришлось вылезти на карниз, протереть окно, содрать уютный войлок, годами предохранявший от сквозняков, помыть стены, а при этом молодая монашка следовала за ним с пульверизатором - морила, видите ли, клопов. Как будто несколько несчастных клопов кому-то когда-то мешали!

Бунт Фэкси выразился в том, что он тихонько ворчал себе под нос про тех, которые только и знают, что всю жизнь нежить задницу на перине, когда бедные солдаты спят под открытым небом, и вместо матрасов у них могильные плиты, а вокруг одни трупы, и ничего, не жалуются. Совершая свой крестный путь, он иногда свирепо поглядывал на Девере, ожидая от него хоть одного слова, призывающего к мятежу, но старик лежал, отвернувшись, уставив свои испуганные мутные глаза в дальнюю ртенку, Он, казалось, вообразил, чтр надо только лежать, затаившись, и сержант в юбке подумает, будто он помер.

Но потом наступил его черед, и Фэкси, стоя на лестничной площадке на четвереньках и подглядывая в дверную скважину, увидел, как монашки содрали с Девере всю одежду, оставив его в чем мать родила, и вымыли его спереди сверху донизу. "Иисусе Христе, смилуйся над нами!" - пробормотал Фэкси. Он решил, что настал конец света. Потом монашки перевернули старика на живот и вымыли его сзади сверху донизу. Старик ни разу даже не застонал и не охнул, он лежал себе, не шелохнувшись, точно христианский мученик на костре, уставившись остекленелым взглядом, соответственно, сперва в потолок, потом в пол, чтобы не смущать монахинь лицезрением того, чего им видеть не полагалось. Ои крепился, сколько мог, но когда терпеть дольше стало невмоготу, завопил, требуя Фэкси и ведро. Но тут, к ужасу Фэкси, старику отказали даже в этом, последнем, приличии, заставили сесть на постели, после чего молодая схватила его под мышки, а сержант в юбке водрузила его на какой-то новомодный хомут, заранее заказанный в аптеке.

Этого Фэкси уже не вынес. В душе он был человеком верующим, и это зрелище - женщины в монашеском одеянии, которые, забыв всякий стыд, ведут себя, как больничные санитары, - сломило его дух. Он застонал и, схватившись за волосы, проклял господа бога. Он не стал смотреть дальше, как остригут хозяина и вытащат из-под него и сожгут матрас и простыни, на которых тот так уютненько спал все эти долгие годы. Фэкси беспокойно засновал из лавки на улицу и с улицы в лавку, посматривая вверх на окна или прислушиваясь у подножья лестницы и рассказывая свою печальную повесть каждому прохожему. "Мы сами не знали, до чего нам счастливо жилось, рычал оп. - Смилуйся господь над теми, кто попадает к ним в лапы! Мы жили по-королевски, а теперь... Посмотрите на нас теперь: точно нищие в работном доме, ничегошеныш у нас своего не осталось!"