Кейт О'Риордан - Ангел в доме

Она и рассказала. О Брайди, с ее страхом чистилища. О том, что выдала сегодня Бина. Застыв на секунду, Майки в один присест проглотил остатки тоста с медом, вновь попытался изобразить кувырок и, несмотря на вторую неудачу, остался в высшей степени доволен собой. Чай он прихлебывал с видом полнейшего удовлетворения, то и дело посмеиваясь и морща лицо в веселой гримасе. Давно Анжела не видела такого счастья на лице Майки. А почему, собственно, нет?.. Она откинулась спиной на стену и заговорила о Роберте. О том, как они познакомились, о своих воскресных визитах, об экскурсии, которую он устроил лично для нее. Майки весь обратился в слух, поднимая глаза, когда она запиналась, а ему хотелось продолжения. Анжела описала "Счастье Иден-холла", мозаичный пол в сокровищнице музея, портрет неизвестной дамы. Майки взмахнул рукой, требуя подробностей.

Неожиданная мысль осветила мозг, будто молния - грозовое небо.

- Это я и есть, верно, дядя Майки? Я и есть та незнакомка. С тем же успехом я могла бы смотреть на свой собственный портрет! Куда же меня занесло, теперь и не выберешься из путаницы. К цели нужно двигаться. Вперед смотреть, а не сюда заглядывать, согласен? - Она ударила костяшками в висок и сморщилась от боли.

Улыбка дядюшки потускнела, и Анжелу вдруг разобрало зло. Чего это он разулыбался? Еще один пророк нашелся, уверенный, что она не станет монашкой?

- Послушай, - Анжела отшатнулась от умолчяюще вытянутых рук Майки, может, он и симпатичный, и умный, но не забывай, что этот тип бросил двух чудесных детей. Поступают так добрые, сердечные, порядочные люди? А, плевать. Все равно мы больше не увидимся. Никогда. - Анжела развернулась спиной к Майки, пряча слезы негодования и жалости к самой себе.

Дядюшка каркнул что-то сочувственное - и слова вновь полились из Анжелы потоком. Как могла, она описала работу Роберта. Напрягала память, чтобы вспомнить мельчайшие детали, словно от этого зависело ее будущее. Словно пыталась поставить точку на их отношениях.

Тусклое солнце отчаянно силилось пробиться сквозь черное стекло. Стоп. Почему бы не воспользоваться моментом и не выжать как можно больше из удачной ситуации? Она говорила без умолку, махала руками, описывая кропотливый процесс реставрации; макала воображаемую кисточку в воображаемую бутылку с той или иной таинственной жидкостью. Остановившись у окна, принялась демонстрировать этап очищения поверхности полотна от многолетней грязи. Лизнула палец и стерла крохотный кусочек другой многолетней грязи. И еще кусочек. И еще. Пальцы ее были черны как ночь, зато на стекле остались лишь серые разводы. Майки моргал, следя за мечущимися на свету пылинками. Пожалуй, для начала довольно. Завтра вымоет окна, и дядюшка сможет хотя бы выглядывать из своей камеры. Если не удастся вытащить его отсюда, пусть хоть любуется на отреставрированную специально для него картину мира.

Еще перед уходом Анжеле пришло в голову, что внести свет в жизнь Майки в конце концов удалось не ей, а Роберту. Казалось бы, мысль должна была шокировать, а на деле почему-то привела в восторг. Анжела вертела ее так и эдак, отпустила на волю, и та обрела полноценное звучание: вот каким, оказывается, образом можно оправдать и бесконечную ложь в приюте, и тайные встречи с Робертом, и даже поцелуй. Нужно лишь четко уяснить себе, что Роберт ей послан как часть плана высвобождения дядюшки.

Мир казался милее и ярче даже на темной шаткой лестнице, а к тому времени, когда ноги нащупали наконец твердую почву, Анжела вновь вывернула на нужный курс. Ее предназначение, ее цель, грядущие обеты - все было понятно, все встало на свои места. Пусть в Лондоне она и запуталась, но теперь, когда тетушкин хор в голове умолк, ее судьба полностью в ее руках. Судьба всегда виделась ей в монашестве; с какой же стати что-то менять?

Менять? Это еще что? Откуда взялось?

По дороге к дому Анжела вспомнила, что сегодня воскресенье, а она пропустила утреннюю мессу и теперь попадет только на полуденную, но зато вместе с Биной. Воскресенье. Она застыла как вкопанная, зажав рот ладонью. Воспоминаниям о Роберте нет конца, а сообщить ему хотя бы запиской об отъезде она так и не удосужилась. Номера его телефона у нее нет. Теперь он решит, что она не пришла из-за поцелуя. Впрочем, она ведь могла действительно не прийти из-за поцелуя, разве нет? Ведь есть же шанс, что за неделю работы в приюте она образумилась и... Ну да, образумится она - в чистилище.

Глава двенадцатая