Александр Соболев - Ефим Сегал, контуженый сержант

- Отдельный кабинет? Столик в общем зале?

С высоты своего гвардейского роста Красницкий окинул взором ресторан - народу порядочно.

- Отдельный, - бросил небрежно.

Первый тост высокопарно произнес Красницкий.

- За ваш успешный дебют, молодое дарование, за нашу плодотворную деловую дружбу. Будемте здравы! - И коричнево-золотистый, как крепко заваренный чай, коньяк мгновенно, в один глоток, переместился из хрустальной рюмки во чрево Даниила Борисовича.

И Ефим выпил. Пососал дольку лимона, неохотно принялся за салат. Почему неохотно? Не от сытости, не от пресыщения, где уж! Он бедненько позавтракал вместе с Надей около девяти, сейчас без малого три. На столе - яства, кои ему давно и во сне не снились, обстановка в ресторане - комфортная, а ему здесь неуютно, вкусная еда - не в радость. И причиной тому - его партнер по застолью, что-то вроде враждебности к которому нарастает в его душе. Не без удивления смотрел Ефим, как ел, нет, не ел - уничтожал одно за другим блюда Даниил Борисович, рюмку за рюмкой опрокидывал в казавшееся бездонным вместилище... Когда официантка принесла бифштекс, он надавил на него вилкой - мясо покрылось кровью.

- Вот она, кровушка! - хищно облизнулся Красницкий, облапил пятерней почти им одним опустошенную бутылку. - О, мы уже, оказывается, выпили до донышка? Молодцы! Девушка! - Явилась официантка. - Принесите-ка нам еще граммчиков триста... нет, четыреста... а, что там - еще бутылочку такого же коньячка и по цыпленочку «табака».

- Мне цыпленка не надо, - поправил Ефим, - я и этого всего не осилю.

- Что же вы, молодой человек, так плохо кушаете? - упрекнул Красницкий. - Ладно, насиловать юношу не будем. Давайте одного цыпленка... Сделаем небольшой антрактик, обождем горючее. - Даниил Борисович тщательно вытер салфеткой жирный рот и руки. - Люблю поесть! И выпить, конечно, - добавил со смешком. - А вы что же отстаете? Осетрину еще не одолели. Позор!

Из первой бутылки Ефим выпил чуть больше ста граммов, остальное - Красницкий. Коньячок делал свое дело: Ефим уловил, как неестественно заблестели коричневожелтые глаза Даниила Борисовича, как сквозь смуглую кожу проступил густой румянец - издатель захмелел.

- Эх, брат, - чугунная длань опустилась на плечо Ефима, - и ты, видно, горя хлебнул... Ничего, брат... разреши к тебе обращаться на «ты» - я разика в два тебя постарше... Не горюй! Заживем мы с тобой преотлично.

Обжорство Красницкого, собачья жадность к еде, фамильярность, слова «эх, брат» довели Ефима, он с плохо скрытым раздражением спросил:

- В каком смысле «заживем»?

- Во всех смыслах, во всех, были бы деньжата в кармане!

- По-моему, Даниил Борисович, вы и так недурственно живете и деньжата у вас, как я понимаю, водятся.

Красницкий снял чугунную длань с плеча собеседника, замолчал, полупьяным взглядом впился в него:

- Э-э! Ефим, я вижу ты ежистый! Что-то мне твои колючки не того. Может, коньячок подстегивает, а?

Ефим промолчал. Ему не терпелось поскорее расстаться с рестораном, вернее, с Красницким. Но трапеза, как назло, продолжалась. Официантка поставила на середину столика вторую бутылку коньяка, кое-что добавила на закуску, плутовато улыбнулась Красницкому, отчего тот сальненько ухмыльнулся, долгим взглядом проводил ее, уплывающую, вертящуюся, как на шарнирах.

- Ну-с, кончился антракт, начинается контракт, - засмеялся Красницкий, довольный каламбуром, с трудом оторвав маслянистые глаза от округлого зада официантки. - Как поется в песне: «Прочь тоска, прочь печаль!» Продолжим.

- С удовольствием! - неожиданно ухарски воскликнул Ефим, взял бутылку и, к изумлению Даниила Борисовича, налил себе не рюмку, а фужер вместимостью под двести граммов. - Вам, Даниил Борисович, тоже фужерчик?

- Мне? Мне? Тоже фужерчик? - опешил Красницкий. - Ну и ну! - покачал бычьей головой.

Не знал он, да и не мог угадать причину такой метаморфозы. Минуту-две назад Ефим решил: либо он сейчас же поднимается и оставит Даниила Борисовича в приятном уединении, либо начнет дурака валять и тем самым может быть собьет в себе растущее раздражение. Избрал второй варианы, более дипломатичный

- Ну-с, - провозгласил он в манере и тоном Красницкого, поднял и приблизил к нему фужер с огненным напитком, - выпьем до дна за отличную жизнь!

Чокнулись. Приоткрыв рот смотрел Красницкий, как Ефим залпом опрокинул фужер, не спеша взял с тарелочки лимонную дольку, густо посыпанную сахарным песком, отправил ее в рот

- Ну, брат, ты даешь! - с восхищением выговорил Красницкий. - Кто бы мог подумать! Вот это по нашенски. Да!