Джеймс Олдридж - Удивительный монгол

В другой раз Tax снова учуял меня, хотя я был очень далеко, и снова пытался заставить табун убежать. Тут уж за него принялись сразу четыре жеребца. Минут пять продолжалась эта комедия, хотя и жестокая, потому что они все повернулись к Таху задом и начали его лягать, а он лягался в ответ, и все это было, как в цирке. Я думаю, они ждали, что Tax убежит, но, хотя лягали его безжалостно (они старались ударить по брюху, так бывает, когда лошади хотят убить друг друга), он не сдавался и увертывался от ударов как мог.

-- Не поддавайся, -- просил я его шепотом. -- Ты совершенно прав! Я здесь, и вам надо спасаться бегством!

Tax всегда был в меньшинстве, но это не останавливало его, и он упрямо старался увести лошадей от опасности.

Таким я и оставил его в горах и вернулся в школу. Я все еще не говорил никому про дикий табун, да и не собирался этого делать. Мне было очень жаль расставаться с Тахом и с табуном, я очень хотел посмотреть, не станет ли он вожаком. Или, вернее, как он станет вожаком.

Но школа важнее, чем пастбище, говорит мой отец. Последний раз я видел Таха, когда он дрался с одним из старых жеребцов, но не

с вожаком. Они лягались и кусались, и мне было слышно, как они сталкивались и вскрикивали, хотя я был от них метрах в двухстах. Он выиграл эту схватку, потому что старый жеребец в конце концов убежал, после того как Tax стал бить его передними ногами, что вообще-то необычно. Но эта победа была, конечно, не окончательной, таких схваток будет еще много, и, может быть, более жестоких.

Моя тетя Серогли говорит, что уже устала писать, и поэтому я продолжу письмо после того, как он послушает по радио нашу монгольскую певицу Нороб Банзад, которая пользуется у нас большой популярностью. Может быть, ты слышала про нее, как я про Тома Джонса или битлов?

Вообще-то я уверен, что Tax не только знал, что я находился около табуна, но ко времени моего отъезда уже относился к моему тайному присутствию совсем не враждебно. Поэтому-то я и испытываю к нему такую привязанность. Он был единственный во всем табуне умный конь, который заметил мое присутствие, и в конце той весны он привычно косился в моем направлении, скаля зубы и приветствуя меня "шепотом травы". А может, это было предупреждение, чтобы я держался подальше? Не знаю.

До свидания.

Твой новый друг

Барьют Минга.

2

Здравствуй, Китти Джемисон/

Я продолжу свой рассказ о том, как ловили Таха, который сейчас уже, наверное, с вами. Я уверен, что он тоскует о своей дикой жизни в наших горах и, должно быть, грустит из-за того, что его увезли так далеко от дома.

Я остановился на том, что должен был вернуться в школу, и ты, конечно, представляешь, что я все время думал о Тахе и беспокоился за него: и за дикий табун, о котором еще никто не знал. Я был уверен, что храню самый большой секрет в мире. Учительница говорила, что я хожу какой-то рассеянный, и была права -- я все время думал только о лошадях в горах. Потом меня наказали за то, что я не выучил урок по истории, и моя тетя заставила меня извиниться перед учительницей за мою леность и сказала, что это несправедливо по отношению к учительнице, если я не интересуюсь предметом, который она преподает. Как я могу стать культурным человеком, если не буду знать историю!

Казалось, прошли годы, прежде чем настало лето. Когда я прилетел домой на вертолете, который привез в наш колхоз агрономов, отец сказал мне, чтобы я больше не гонял табун в горы, потому что лошади могут отбиться и потеряться или попасть в скрытые травой ловушки, которых много на склонах.

-- Хорошо, отец,-- сказал я. -- Но можно 'мне съездить туда на Бэте поискать белохвостых орлов?

-- Только когда табун будет в безопасности и в открытой степи,-разрешил он.

Я стал пригонять табун поближе к горам. Потом оставлял лошадей в открытом месте, а сам на Бэте спешил в длинное ущелье, отъезжая каждый день все дальше и дальше, пока наконец я снова не нашел дикий табун. Лошади отдыхали на очень крутом травянистом склоне, и среди них я сразу же узнал Таха, потому что он ни минуты не стоял спокойно, тряс головой и размахивал хвостом. Он так же по-особенному поднимал голову, нюхая ветер, как охотничья собака.

В течение месяца я каждый день видел, как Tax пытался обратить на себя внимание некоторых лошадей и как более старые из них, даже кобылы, нападали на него. Но все равно Tax постепенно начал выигрывать схватки, и к середине лета с ним ходили уже три или четыре кобылицы, хотя он был еще слишком молод, чтобы стать их мужем.