Ян Отченашек - Хромой Орфей

- Ничего, - сказал Коцек и выжал из себя обычную улыбку. - Плохо привязался, и меня здорово тряхануло. - Он показал на грудь и надсадно закашлялся, но, перехватив взгляд Войты, задорно улыбнулся: - Sic et non! Приземление было малость жестковато. Зато до чего приятно сознавать, что остался в живых! Правда? - Он что-то еще процитировал по-латыни, не утруждая себя переводом. - Человек должен верить в свою счастливую звезду, если уж он живет на свете. Понятия не имею, где мы, но это неважно, здесь наверняка нет немцев. Мы отмахали почти восемьсот километров. Хотел бы я видеть рожу Каутце - очень бы мне это сейчас помогло! Собирай барахло, Войта, надо найти людей и рапортовать о нашем нежданном появлении. - Приступ кашля снова затряс его, и это очень не понравилось Войте. - Ну, пошли!

Гудок в фюзеляжном равнодушно возвестил перерыв, а две темные фигуры медленно, как улитки, тащились по белой безлюдной равнине восточной Словакии. Два человека! Вот они идут нехоженым путем, шаг за шагом удаляясь от необыкновенного памятника с германскими опознавательными знаками, от памятника, выставившего хвост в пасмурное небо. Один из них шагает впереди, согнувшись под рюкзаком, другой отстает, останавливается и хрипло кашляет, потом снова пускается в путь. Павел шарит по карманам, закуривает, а те двое все идут и идут, и вот уже исчезают в сумраке леса...

Х

Кто бы это мог быть? Фантазия легкомысленно предлагала десяток ответов, но Бланка боязливо отвергала их один за другим. Нет, нет, ничего не жди, не гадай. Стоит ли вообще идти? Но она знала, что пойдет, не может не пойти. Место знакомое - одно из самых заурядных и скучнейших кафе, какие еще и сейчас предлагают пражанам свое хмурое гостеприимство. Находится оно в такой же заурядной и унылой улочке неподалеку на набережной, несущей имя недоброй памяти Рейнгарда Гейдриха. Само по себе это кафе ничем не подозрительно. Да и что с ней может случиться? Скорее всего кто-нибудь из этих нахалов с завода пытается таким оригинальным образом назначить ей свидание. А что, если...

Не гадай!

И все-таки в полупустом трамвае она не удержалась, вынула из сумочки письмо и в меланхолическом свете затемненной лампочки перечитала несколько слов, написанных на кусочке бумаги в клетку: приходите тогда-то и туда-то важное дело! От печатных букв шел холод анонимки, а слова означали только то, что в них было, подпись отсутствовала. От Зденека? Нет, нет, она испугалась, чепуха. Гонза? Не надо строить себе никаких иллюзий! Один шанс из тысячи - не больше, но сердце у нее заколотилось. Но зачем бы он ей писал? И почему на "вы"? Ведь она каждый день видит его десятки и сотни раз на заводе, и это как сотни болезненных уколов, после которых оба без слов отворачиваются друг от друга. Нет, между ними все кончено, и она знает, что возврата нет... Это был крах. Падение в грязь, удар топором под самый корень...

Эту записку она обнаружила совсем случайно и не в ящике на дверях - там как раз лежало письмо от него: несколько фраз, написанных острым, уверенным почерком, таким характерным для этого человека. Он сообщал, что едет по служебным делам на две недели в рейх и. когда вернется, даст знать. Он думает о ней, ждет встречи и так далее.

Бланка нашла в кладовке сухую горбушку, немного плавленого сыра, с ненужной тщательностью накрыла на стол. Поев, она все еще чувствовала голод. В последнее время она жила впроголодь, достать съестного было негде, да и денег не хватало. В последнюю встречу с ним она не удержалась и приняла плитку шоколада и коробку сардин. Этого хватило на один вечер, потом последовали угрызения совести. Катишься под уклон, девушка! Ну и что ж? В моем-то положении? Только от денег она возмущенно отказалась.

Бланка посмотрела на фотографию Зденека над диваном. В комнате стоял сырой холод, батареи были чуть теплые. Оставалось забраться с книжкой под одеяло, почитать немного, а потом попытаться проспать несколько часов до жестокого утра. Никто не придет, никто не стоит в нише подъезда... После ареста Зденека Бланка прекратила знакомство с несколькими приятельницами и друзьями, с которыми когда-то выступала в любительских спектаклях. Родственников в Праге у нее не было, а тех, что жили вне Праги, она не жаждала видеть, подозревая, что они что-то узнали и потому сторонятся ее. Кстати говоря, Зденек открыто презирал большинство из них. Дядя с маминой стороны дослужился до солидного чина в чешской полиции и явно опасается быть скомпрометированным. Ну и будьте вы все неладны!