В последний день работы на заводе Брем, ремонтируя машину для резки и очистки фруктов, лишился указательного пальца руки. Заводской врач сказал, что он не имеет права на компенсацию, так как он уже взял расчет, а кроме того, поскольку он не канадец... Какой-то подпольный адвокат явился к общежитию, где Брем лежал в лихорадке с обмотанной рукой, и стал уговаривать его, чтобы он предъявил фирме иск, но Брем послал адвоката ко всем чертям. Бен сказал, что он неправ: рабочему классу адвокаты тоже нужны.
Когда рука начала заживать, они поехали на пароходе из Ванкувера в Сиэтл. В комитете ИРМ царило оживление, точно на пикнике, помещение было набито молодыми людьми, съехавшимися со всех концов Соединенных Штатов и Канады.
Однажды большая группа отправилась на пароходе в Эверетт - устраивать митинг на углу Уитмор и Хьюит-авеню. На пристани толпились полицейские, вооруженные винтовками и револьверами.
- Ребята из Коммерческого клуба уже поджидают нас, - сказал кто-то, нервно посмеиваясь.
- А вот и шериф Мак-Рей, - сказал кто-то.
Брем протолкался к Бену.
- Давай держаться вместе... Сдается мне, что нам здорово влетит.
Их арестовали, как только они сошли с парохода, и погнали к краю пристани. Полицейские были почти поголовно пьяны, на Бена пахнуло винным перегаром от краснолицего парня, схватившего его за рукав.
- Пошевеливайся, сукин сын...
Его толкнули ружейным прикладом в крестец. Он слышал стук дубинок по черепам. Всякому, кто оказывал сопротивление, разбивали дубинками лицо в кровь. Всех втащили на грузовик. Смеркалось, пошел холодный мелкий дождь.
- Ребята, покажем им, что мы не трусы, - сказал какой-то рыжеволосый парень.
Полицейский, державшийся за заднюю стенку грузовика, размахнулся, чтобы ударить его дубинкой, но потерял равновесие и вывалился на мостовую. Арестованные расхохотались. Полицейский вскарабкался обратно, весь багровый.
- Погодите, вот возьмемся за вас, вы у меня еще не так посмеетесь, заорал он.
В лесу - там, где шоссе пересекало железнодорожное полотно, - их стащили с грузовиков. Полицейские оцепили их и держали на мушке, покуда шериф, еле стоявший на ногах, совещался с двумя хорошо одетыми пожилыми людьми. Бен услышал слова "прогнать сквозь строй".
- Послушайте, шериф, - сказал кто-то, - мы вовсе не хотели нарушать порядок. Мы требуем только свободы слова, обеспеченной конституцией.
Шериф обернулся к говорившему, размахивая револьвером.
- Ах, вот как! Вы еще находитесь в нашем округе, не забывайте этого... Если вы еще раз сунетесь к нам, кое-кто из вас попросту сыграет в ящик, и дело с концом... Ну, валяй, ребята!
Полицейские выстроились в две шеренги вплоть до железнодорожного полотна. Они хватали одного арестованного за другим и избивали их. Трое схватили Бена.
- Профсоюзник?
- Конечно, профсоюзник, поганые трусы... - начал он.
Шериф подошел и размахнулся, чтобы ударить его.
- Осторожней, он в очках.
Тяжелая лапа сорвала с него очки.
- Сейчас мы это устроим.
Шериф ударил его кулаком по носу.
- Скажи, что ты не профсоюзник.
Рот Бена был полон крови. Он стиснул зубы.
- Он жид. Дайте ему еще раз за меня.
- Скажи, что ты не профсоюзник.
Кто-то ударил его ружейным дулом, и он упал на четвереньки.
- Беги! - заорали кругом.
От ударов дубинками и ружейными прикладами у него лопались барабанные перепонки.
Он попробовал идти спокойно, не бежать. Он споткнулся о рельсу, упал и разрезал себе руку обо что-то острое. Кровь заливала ему глаза так, что он ничего не видел. Чей-то тяжелый сапог раз за разом молотил его по боку. Он терял сознание. И все-таки продолжал ковылять. Кто-то поддерживал его под мышки и тащил от вагона. Еще кто-то отер ему лицо носовые платком. Откуда-то издалека он услышал голос Брема:
- Мы уже в соседнем округе, ребята.
Оттого, что Бен потерял очки, и шел дождь, и была ночь, и спина мучительно ныла, он ничего не видел. Он слышал выстрелы и вопли оттуда, где прогоняли сквозь строй оставшихся ребят. Он находился в центре небольшой кучки профсоюзников, ковылявших вразброд по железнодорожному полотну.
- Товарищи рабочие, - сказал Брем своим низким, спокойным голосом, эту ночь мы не должны забывать никогда.
На конечной остановке загородного трамвая они собрали деньги среди истерзанных и окровавленных профсоюзников и купили билеты до Сиэтла наиболее пострадавшим. Бен был так оглушен и избит, что с трудом держал билет, который кто-то сунул ему в руку. Брем и остальные пошли пешком - им предстояло пройти до Сиэтла тридцать миль.
Читать дальше