Джон Пассос - 1919

Несколько дней спустя Элен уволили от Уэнемейкера ввиду сокращения штатов на летний сезон. Они перебрались в Джерси к ее родителям, и Бен получил место в транспортном отделе суконной фабрики. Они сняли комнату в Пасейике. Когда началась стачка, Бен и Элен оба были выбраны в комитет. Бен стал настоящим оратором. Его неоднократно задерживали и раз чуть не проломили череп полицейской дубинкой и в конце концов закатали на шесть месяцев в тюрьму. Он заметил, что, когда влезет на ящик из-под мыла и начинает говорить, его слушают и что он умеет говорить и излагать свои мысли и заставлять толпу, поднявшую к нему лица, смеяться и кричать "браво". В суде, после того как он, стоя, выслушал приговор, он заговорил о прибавочной стоимости. Бастующие, сидевшие в зале, закричали "браво", и председатель приказал приставам очистить зал. Бен видел, что репортеры старательно записывали все, что он говорил, он был счастлив, что может на личном примере показать всю несправедливость и жестокость капиталистического строя. Судья прервал его и сказал, что даст ему еще шесть месяцев за оскорбление суда, если он не будет вести себя прилично, и Бена отвезли в окружную тюрьму в автомобиле, набитом вооруженными полицейскими. Газеты писали о нем как об известном социалистическом агитаторе.

В тюрьме Бен подружился с одним членом профсоюза "Индустриальные рабочие мира", по имени Брем Хикс, высоченным парнем из Фриско, светловолосым и голубоглазым. Брем сказал ему, что, если он хочет как следует ознакомиться с рабочим движением, ему следует завести себе красную карточку и отправиться на побережье. Врем был по профессии котельщиком, но для разнообразия плавал матросом и высадился в Перт-Амбой без гроша. Он работал в ремонтном цехе одной фабрики и забастовал вместе со всеми. Когда разгоняли пикеты, он дал фараону по морде и был приговорен к шести месяцам за сопротивление властям и оскорбление действием должностного лица. Именно встречи с ним раз в день на прогулке в тюремном дворе помогли Бену перенести заключение.

Их выпустили в один и тот же день. Они вместе вышли на улицу. Стачка кончилась. Завод работал. Улицы, на которых еще недавно дежурили пикеты, зал, в котором Бен произносил речи, имели мирный и будничный вид. Он повел Брема к Элен. Ее не было дома, но через некоторое время она пришла и привела с собой маленького краснолицего, курносого англичанина, которого она представила им - Билли, английский товарищ. Бен сразу же понял, что она живет с ним. Он оставил Брема с англичанином и вызвал ее в прихожую. В тесной прихожей ветхого стандартного дома пахло уксусом.

- Ты меня бросила? - спросил он дрожащим голосом.

- Ах, Бен, не будь таким мещанином.

- Ты бы могла подождать, покуда меня выпустят.

- Как ты не понимаешь, мы ведь все товарищи. Ты отважный боец, Бен, и не должен быть таким мещанином... Билли - ничто для меня. Он стюард на океанском пароходе. Он скоро уезжает.

- Значит, я тоже для тебя ничто? - Он схватил Элен за кисть руки и сжал ее изо всех сил. - Вероятно, я неправ, но я дико тебя люблю... Я думал, что ты...

- Ой, Бен... Ты говоришь глупости, ты же знаешь, как я тебя люблю. Они вернулись в комнату и стали говорить о движении. Бен сказал, что он едет на Запад с Бремом Хиксом.

Рабочий становится простым придатком машины, от него требуются только самые простые, самые однообразные, легче всего усваиваемые приемы.

Брем знал все ходы и выходы. Пешком, зайцами, в багажных вагонах и на порожних платформах, подсаживаясь в товарные фургоны и на грузовики, они добрались до Буффало. Там в ночлежном доме Брем встретился с одним знакомым, который устроил их палубными матросами на грузовой пароход, возвращавшийся под балластом в Дулут. В Дулуте они примкнули к артели, отправлявшейся на уборочные работы в Саскачеван. Сначала Бену приходилось туго, и Брем боялся, что он свалится, но четырнадцать часов работы на солнце и в пыли, обильная пища, мертвый сон на полу просторного сарая постепенно закалили его. Лежа в пропотевшей одежде пластом на соломе, он сквозь сон все еще чувствовал щекотку солнца на лице и на шее, напряжение мускулов, мелькание жнеек и сноповязалок вдоль всего горизонта, грохот молотилки, скрип грузовиков, отвозивших красную пшеницу к элеватору. Он научился говорить, как сельскохозяйственный рабочий. После уборки урожая они работали на консервном заводе на реке Колумбии - противная, грязная работа среди кислой вони гниющей фруктовой кожуры. Там они прочли в "Солидарности" о стачке кровельщиков и о борьбе за свободу слова в Эверетте (*103) и решили отправиться поглядеть, не могут ли они там быть чем-нибудь полезны.