Они не презирали деньги. Наоборот, возможно даже, что они их слишком любили; им, пожалуй, понравилось бы прочное положение, обеспечивавшее уверенность в завтрашнем дне и широкую дорогу в будущее. Они пристально высматривали, за что бы зацепиться, -- им так хотелось разбогатеть. И если они еще отказывались от постоянной работы, то лишь потому, что они мечтали не о солидном жалованье: их воображение, весь образ их мышления допускал лишь мечты о миллионах. Прогуливаясь вечерами, они заглядывались на витрины, принюхивались, откуда ветер дует. Никогда они не гуляли по самому близкому к ним Тринадцатому округу, из которого знали одну лишь улицу Гобелен, да и то лишь потому, что на ней находятся четыре кинематографа, избегали мрачную улицу Кювье, которая вела к еще более мрачным задворкам Аустерлицкого вокзала, и шли почти неизменно на улицу Монж, потом на Университетскую, добредали до Сен-Мишель и Сен-Жермен, а потом в зависимости от времени года и настроения шли к Пале-Роялю, Опере или вокзалу Монпарнас, на улицу Вавен, улицу д'Асса, в Сен-Сюльпис и Люксембургский сад. Шли они всегда медленно. Останавливались перед всеми витринами антикварных магазинов, впиваясь глазами в их темную глубину, стараясь разглядеть сквозь решетку красноватый отблеск кожаного дивана, лиственный орнамент на фаянсовой тарелке или блюде, игру граненого хрусталя, медный подсвечник, изящный изгиб плетеного стула.
Так и проходили они от антикварной лавки к книжной, от магазина пластинок к меню, вывешенным у дверей ресторанов, к агентству путешествий, к специализированным магазинам, торгующим рубашками, костюмами, сырами, обувью, к роскошным гастрономическим, кондитерским и писчебумажным магазинам -- там был их мир, там сосредоточены были их подлинные интересы, и только к этому устремлялись их честолюбивые мечты и надежды. Там была для них настоящая жизнь, та жизнь, которую им хотелось вести: именно для обладания этими коврами, этой лососиной, этим хрусталем были они произведены на свет двадцать пять лет тому назад своими матерями, одна из которых была конторщицей, другая парикмахершей.
Назавтра, когда жизнь вновь принималась толочь их в своей ступе, когда они вновь оказывались пешками, мельчайшими колесиками в огромной машине рекламного дела, перед ними, словно в тумане, все еще маячили чудеса, открытые во время лихорадочных ночных бдений. Они подсаживались к людям, которые верят фирменным маркам, рекламе, всем уверениям проспектов и которые с восторгом поедают сало дохлых быков, находя в нем и натуральный естественный вкус, и аромат орехов (да ведь и сами они, едва ли отдавая себе в этом отчет, из странного опасения что-то упустить -- разве не находили они прекрасными иные проспекты, потрясающими иные лозунги и гениальными иные рекламные фильмы?). Итак, они подсаживались к людям, включали свои магнитофоны, в должных местах хмыкали и, потаенно мечтая о своем, фабриковали интервью, подводили на скорую руку итоги опросов.
Как разбогатеть? Это была неразрешимая проблема. И однако, каждый день отдельные люди великолепно решали ее для себя. Надо следовать их примеру, в них извечный залог интеллектуальной и моральной мощи Франции, у них веселые, решительные, лукавые и уверенные лица, от них так и пышет здоровьем, твердостью, скромностью, они образцы святого терпения и умения управлять другими, теми, кто загнивает, топчется на месте, грызет удила и терпит поражение.
Жерому и Сильвии было известно, каким образом вознеслись эти баловни фортуны: аферисты, неподкупные инженеры, финансовые акулы, писатели, пишущие на потребителя, кругосветные путешественники, первооткрыватели, торговцы супами в пакетиках, строители пригородов, представители золотой молодежи, эстрадные певцы, золотоискатели, воротилы-мильонщики. Все их истории весьма просты. Они еще молоды и сохранили красоту, у них чарующий голос и ловкие руки, в глубине их глаз прячется жизненная умудренность, на висках след тяжелых лет -- седина, а открытая, приветливая улыбка обнажает длинные зубы.
Жером и Сильвия прекрасно видели себя в таких ролях. В ящике их письменного стола однажды окажется трехактная пьеса. В их саду вдруг забьет нефтяной фонтан или обнаружится уран. Они долго будут жить в нищете, нуждаться, испытывать неуверенность в завтрашнем дне, мечтать хоть разок проехаться в первом классе метро. И вдруг нежданно-негаданно, грубо, неистово, лавиной обрушится на них богатство! Примут написанную ими пьесу, откроют залежи их ума, признают их гениальность. Договоры посыплются как из рога изобилия, они будут раскуривать гаванские сигары тысячными банкнотами.
Читать дальше