Лео Перуц - Иуда 'Тайной вечери'

Но мессир Леонардо, размышляя об Иуде своей "Тайной вечери", не обратил на него внимания.

2

Этого барышника, который во дворе герцогского замка ненароком повстречался с мессиром Леонардо, флорентийцем, звали Иоахим Бехайм. Родом он был из Богемии, там и жительствовал, однако предпочитал именовать себя немцем, ведь в тех краях, где он бывал, это обеспечивало ему больше почета и уважения. В Милан он приехал из Леванта, привез на продажу двух коней животных редкой красоты и столь благородных кровей, что под стать им, как он мнил, только конюшни какого-нибудь герцога, и коли бы не сторговался со шталмейстером Мавра, то, вероятно, отправился бы наудачу к мантуанскому, феррарскому или урбинскому двору. Однако ж теперь, снявши с себя заботу о лошадях - а содержать их и обихаживать стоило ему ежедневно немалых денег и имея в руках кругленькую сумму, он вполне мог возвращаться в Венецию, куда его призывали дела. Ведь он торговал всем, что в странах Леванта уступали ему по выгодной цене. В венецианских кладовых были у него шали и покрывала из отменно тонкой шерсти и нежнейшего кипрского шелка стоимостью более восьмисот цехинов, а рост и падение цен на эти и иные левантийские товары требовали самого пристального внимания, коли он не желал потерпеть убыток оттого, что пустил свои товары в продажу не ко времени. И все же он не мог решиться уехать из Милана. Но не потому, что очень уж прельщался жизнью в этом городе. Конечно, в ту пору миланские дома и дворцы были прибежищами мудрейших и ученейших людей Италии, и любой горожанин, от холодного сапожника до герцога, увлеченно слагал стихи, трактовал, спорил, декламировал, писал картины, пел, играл на скрипке или на лире, а если не владел упомянутыми искусствами, то по крайней мере читал и перечитывал своего Данте. Для него же, для Иоахима Бехайма, этот прославленный в целом мире город был всего-навсего одним из многих, ибо он чувствовал себя как дома повсюду, где только мог выгодно купить и продать, а вечерком досидеть в веселой компании да выпить бокал-другой доброго кипрского вина или пряного медового гиппокраса, и чтоб без обмана. Он оставался в Милане потому, что несколько дней назад встретил девушку, которая обликом своим, и поступью, и осанкой, и брошенным на него взглядом, и улыбкою, подаренной именно ему, совершенно его растревожила и так пленила, что он день и ночь лишь о ней и думал. И как заведено у влюбленных, свято верил, что уж точно никогда не сыщет девушки краше и прелестнее, пусть даже обойдет весь свет.

Но себялюбивая его натура тотчас бы возроптала, коли бы он хотя в душе признал, что не устоял перед этаким обаянием и что в Милане его держит стремление вновь увидеть эту девушку и свести с нею знакомство. До той поры, встречая дома и на чужбине женщин и девушек, он неизменно видел в оных лишь источник мимолетных радостей и полагал их предназначение в том, чтобы распотешить мужчину. Любви он ни к одной из них не испытывал. А что на сей раз полюбил, и всерьез, он признаваться отнюдь не желал и оттого упорно внушал себе, будто впрямь остается в Милане никак не ради этой девушки, смешно, право слово, не такой он человек, и девушка тут вовсе ни при чем, просто он давно хотел взыскать в этом городе старинный должок, столько лет напоминал да грозил, и все понапрасну, но уж теперь-то не упустит случая востребовать свои деньги, будьте покойны, он этак, за здорово живешь, своим законным, непреложным правом не поступится, дело ведь ясное как Божий день, о нет, не на того напали, и закон есть закон, - все это он твердил себе изо дня в день, пока сам не уверовал, что в Милане его держит лишь этот интерес, и более ничего.

Что же до юной миланки, которая, не подозревая о том, повергла его в этакое беспокойство, то повстречал он ее на улице Святого Иакова, что возле фруктово-овощного рынка, в час Ангельского Привета, а значит, народу там было не в пример больше, нежели в иное время, ибо к тем, кто спешил через улицу на рынок за свеклой, капустой, яблоками, смоквами или оливками, добавились еще и богомольцы, высыпавшие после службы из соседних церквей. Сперва он девушку не замечал и, вероятно, даже прошествовал бы мимо, не обратив на нее внимания, так как шла она, по обычаю кротко потупив взор, а сам он размышлял о продаже своих лошадей. Потом он услыхал долетевшую с рынка песню, поднял голову и средь рыночного шума и суеты, меж корзин с виноградом, зеленных тележек, кричащих ослов, сквернословящих носильщиков, бранящихся крестьян, горластых торговок и вороватых бродячих кошек увидал весьма диковинное зрелище: на бочонке с квашеной капустой стоял человек и сильным, красивым голосом безмятежно выводил свою песню, точно был один-одинешенек на площади и кругом царила тишина, а пальцы его при этом шевелились, точно перебирали струны лиры, - Иоахим Бехайм поневоле рассмеялся, но вдруг приметил, что странный певец с надеждой и ожиданием смотрит аккурат в его, Иоахима Бехайма, сторону, и, оглянувшись, обнаружил эту самую девушку.