Лео Перуц: Маркиз де Боливар

Из оцепенения меня вывел резкий голос - чужой голос, громкий и гневный, полный нетерпения:

- Третий знак! И ты сам подал его!

Ясно, это была моя мысль, но она говорила со мной, словно это был один из врагов. Но она была моя - она звучала по-немецки, а ни англичанин, ни Сарачо не говорили бы так, они пользовались в отношениях с нами французским языком...

- Доложите тому, кто дал вам задание... - услышал я словно бы издали голос полковника герильясов, очнулся от затмения и увидел, что меня поддерживают оба - Дубильная Бочка и английский капитан. - Доложите, что мы через четверть часа - во имя всех ангелов и святых! - начинаем атаку! Ах, Бог мой, да вы это или не вы? На сей раз я не верю своему впечатлению, господин маркиз!

Дубильная Бочка отступил на шаг, высветил мое лицо фонарем и начал смеяться.

- Сдается мне, я видел господина раньше! Но тогда на вас были сафьяновые сапожки и шелковые панталоны с чулочками! Как ваше мнение, капитан О'Каллаген?

Английский офицер весело улыбался.

- Я очень рад! Несмотря на переодевание, вас нынче узнают, господин маркиз! Как я уже однажды имел честь вас заверить. Ваше лицо - из тех, какие не забудешь до смертного часа!

- Господин маркиз великолепно выполнил свое дело! - с признательностью проворчал полковник Дубильная Бочка. - Раз в городе - восстание, то нам будет легко. Через четверть часа - штурм!

И мне, лейтенанту Йохбергу, гренадеру полка "Нассау", при этих словах почудилось самое страшное: будто я действительно стал испанским маркизом де Болибаром, и я чувствовал в этот миг гордость триумфа; ведь это я подал сигнал, и дело теперь было завершено...

Потом наваждение исчезло, я снова стал собою - в отчаянии, тоске и ужасе я должен был бежать, прорваться в город, поднять тревогу, предупредить...

Одним прыжком я очутился в лодке.

- Куда вы, господин маркиз? - удивился английский офицер. - Останьтесь с нами, ведь ваша задача выполнена...

- Еще нет! - крикнул я, и челнок понесся вниз по течению.

Глава XVIII. ГИБЕЛЬ

Об этих последних часах гибели, о последней ожесточенной и бесполезной борьбе полков "Нассау" и "Наследный принц" моя память сохранила весьма немного - и я благодарю небо за это. События того вечера в моем воспоминании сливаются в теневую, путаную картину: огонь, кровь, суматоха, снежный буран и пороховой дым... Капитана фон Эглофштейна я больше не видел. Брокендорфа - как во сне. Много лет спустя, дома, в Германии, мне в дождливую ночь приснился сон: я увидел Брокендорфа, как он, преследуемый четырьмя испанцами, выскочил из горящего дома. На нем не было ни мундира, ни рубашки, я видел его мохнатую грудь. Одной рукой, прикрытой намотанным плащом, он отбивал удары, в другой - крутил саблю. Раза три или четыре он ударил ею, потом она выпала, а он повалился на землю.

Маленький бородатый человечек с фонарем нагнулся над ним и забрал его плащ.

И пока бородач испытующе оглядывал свою добычу, где-то рядом ударил почти беззвучный выстрел; испанец упал и растянулся рядом, полуприкрытый плащом Брокендорфа. Полная луна медленно показалась в просвете туч, и ветер быстро заносил оба трупа снегом.

Было ли это обманчивое видение, или я в самом деле видел конец Брокендорфа наяву, и один этот момент из всей сумятицы боя всплыл через много лет в моем сне - не могу сказать.

Но полковника я видел точно, он пал на моих глазах,-и Донон тоже, и многие другие, солдаты и сержанты, так как третий сигнал и атака войска Дубильной Бочки принесли гибель всем. А я подоспел слишком поздно, чтобы кого-нибудь предупредить. Да и предупреждение ничего не спасло бы: мы были между двух огней - и без боеприпасов...

* * *

Я выскочил из лодки уже в черте городских стен, пробился сквозь кустарник и сразу же натолкнулся на ругающихся гренадеров, которые покинули линию укреплений. Герильясы шли за ними по пятам, не давая перевести дух. Меня увлекла волна бегущих: каждый бежал сам по себе, как мог, иные падали и не вставали, и так мы достигли первых жилых домов.

Я догнал старшего лейтенанта фон Фробена: он был тяжело ранен и еле шел, держась за стену дома и шатаясь как пьяный. Здесь мне удалось наконец остановить нескольких беглецов, и мы некоторое время держались против герильясов. А потом оказалось, что враги уже обошли нас и стреляют в нашем тылу: смысла сопротивляться не было, мои люди пустились дальше в глубь города, и я - с ними. Всюду никто ничего не понимал, царило смятение, люди толкались, кричали и неслись по улицам. Из окон летели кирпичи, куски черепицы, поленья, котлы с кипятком и пустые бутылки... В одних воротах стояла стройная молодая женщина и стреляла из двуствольного ружья, хладнокровно перезаряжая его и целясь в бегущих. Один из солдат возле меня бросился на нее. Больше я ничего не видел; луна скрылась в тучах, мы бежали в густой темноте, в моих ушах звучали чьи-то отчаянные призывы: