Федор Кнорре - Без игры

— Да, да, конечно! Спасибо. Спасибо!

Сама застеснявшись своей нелепой горячей благодарности, она поспешила отойти от окошка.

На платформе было пустынно, дул свежий ветер. Она прошла мимо толстой синей будки неопределенного назначения, наглухо запертой наискось положенной железной полосой.

Запасные пути были загромождены длинными составами товарных вагонов, густо запудренных какой-то ярко-желтой пылью. На другом конце длинной платформы слабо пахло цветущей акацией, и вдали видны были ровные ярко-зеленые весенние поля.

Она постояла, отдыхая взглядом на зелени просторного необозримого поля, и нехотя побрела обратно к желтым запыленным вагонам.

Началось и потянулось время ожидания. Тупое, бессмысленное время, которое потом вспоминаешь, как белую страницу в книге, на которой ничего не написано. Даже думать ни о чем не можешь: только ждешь и ждешь, не волнуешься, не мучаешься, просто как будто тебя временно выключили из жизни, и ты только дожидаешься, когда же тебя снова пустят обратно в твою жизнь.

Она много раз прошлась из конца в конец по платформе до тех пор, пока не почувствовала отвращения к запудренным желтым вагонам, синей будке и в особенности к железной полосе ее запора. Самым утомительным было то, что она заметила, как наизусть запоминает все ненужные подробности окружающего: рельсы, вагоны, будки, форму выбоин на платформе.

Она вернулась в здание вокзала. Касса была закрыта, за дверьми приглушенно галдел буфет-ресторан. Она села в уголке зала ожидания и прикрыла глаза, стараясь позабыть, где она находится. Все было бесполезно. Вокруг пахло знакомым, тревожным вокзальным запахом, и сами собой возникали обрывки воспоминаний о всех приездах и отъездах с разных вокзалов ее жизни, и ей начинало казаться, что очень уж много было тягостных и печальных проводов и прощаний на этих вокзалах.

Зажглись лампы, и она снова вышла на платформу.

Быстро темнело, стали видны звезды, и, поглядев на них, она, как в детстве, почувствовала себя крошечной песчинкой, и от этого чувства стало даже спокойнее на душе. Стоять было холодно, у нее устали ноги и запылилось лицо. Надо было возвращаться в зал ожидания, самое название которого показалось ей безнадежным. Она не сразу поняла, что произошло, когда за окнами зала вдруг с ровным затихающим громом замелькали, покатились вдоль платформы вагоны примчавшегося издалека скорого поезда.

Она бросилась к кассе, вдруг испугавшись, что упустила время. У кассы уже толпилась плотная кучка народу, а проходить сквозь очередь, как Захар, она не умела.

Поезд стоял. Уходили положенные ему немногие минуты, а она не могла даже заглянуть в окошечко кассы.

Сердце стало биться спокойнее — нечего было зря волноваться, время уже упущено. И тут вдруг щелкнуло окошечко соседней кассы. Оттуда ее громко окликнули по фамилии. Это была кассирша, которой она оставила свою безнадежную бумажку.

— Возьмете? Спальный прямого сообщения. Есть одно место!.. Ага, это вы, да? А мы вас не сразу узнали!.. Скорее бегите, сейчас отходит!

У нее освобожденно билось сердце при одной мысли, что она вдруг уедет от синей будки с железной полосой, от желтых вагонов, от туманных сумерек наступающей ночи.

Проводница впустила ее в вагон и тотчас подняла подножку.

В пустынном коридорчике вагона стояла тишина, в лицо пахнуло чистотой и комфортом, блестела у пола полоса начищенной меди, с мелкими звездочками отверстий, источавших мягкое тепло, полированные двери с одинаковыми медными ручками были все задвинуты. После вокзального цементного пола даже ноги радовались, чувствуя мягкость ковровой дорожки.

— Вот сюда, — недовольно сказала проводница.

Поезд неслышно взял с места, тронулся и пошел с медленно нарастающим погромыхиванием. Проводница щелкнула ключом, потянула за медную ручку и открыла дверь из освещенного коридора в полутемное купе. Свет маленькой лампочки в изголовье нижней полки был загорожен развернутой газетой, которую держал в руках лежавший под одеялом пассажир.

— В чем дело? — неприятно спросил голос. Газетный лист чуть сдвинулся в сторону, нахмуренный глаз выглянул на мгновение и тотчас снова исчез за газетой. — Я ведь просил, кажется?

— Ничего не могу, товарищ капитан! — сердито извиняясь, сказала проводница. — Все места заняты. Сажать некуда... Вот, гражданка, ваше верхнее! — поскорее ушла, защелкнув за собой дверь.

Загородившись газетой, пассажир некоторое время лежал не шевелясь, уткнувшись взглядом в заголовки новостей спорта. Заметив, что совершенно не понял смысла прочитанной строки — „прыгуны порадовали“, перечел ее и тут же опять позабыл.