Федор Кнорре - Без игры

Он медленно приходил в себя, видел лодку у берега, какого-то человека, кажется, механика, который заливал из канистры горючее, сообразил, что, значит, это уже завтрашнее утро, а орать больше некому, кроме как летчику. Хвазанову.

Наконец он поднялся на ноги, но не успел еще совсем разогнуться, как Хвазанов наткнулся на него глазами, подбежал и вдруг со всех сил с размаху трахнул кулаком его по скуле. Удар был неумелый, дурацкий, наотмашь, он ощутил только толчок.

Не чувствуя никакой обиды, он поморщился и проговорил тихо:

— Погоди ты... погоди... Дай я тебе все объясню. Погоди, браток, ты послушай...

Хвазанов сам слегка оторопел и притих после того, как ударил по лицу здорового мужика. Не получит ли тут же сдачи? Судя по комплекции, очень даже можно было получить, пожалуй, и вдвое, но стоило тому примирительно попросить погодить, послушать, Хвазанов мгновенно угадал, что ничего ему не будет, и, пьянея от уверенности в полной своей безнаказанности, дал себе полную волю, даже как-то утробно гикнул, стиснув зубы, и ударил снова, опять наотмашь, справа, рванул по тому же самому месту на скуле, где уже была содрана кожа.

— Ну, сучий сын!.. — чувствуя, как все тело у него пробуждается от бешенства, задыхаясь, тихо выговорил Тынов. — Ну, сучий сын! — шагнул к Хвазанову, но того уже не было.

Механик остервенело орал, лежа на земле около левого колеса.

— Долго там будешь дурака корчить, а я один тут буду с костылем возиться?.. Пускай его народный суд, а не кулаками..

Тынов сел на прежнее место около куртки и потянулся было к папиросной пачке, чтоб закурить. Но все папиросы и даже спичечный коробок были тщательно раздавлены, и на песке еще остались следы каблука, которым их давили.

— Ладно, — сказал он кому-то, — ладно, детки...

В голове все больше прояснялось, в общем беспорядке разом вспомнил колыбельную Ольги, ее ласковый, баюкающий голос и отвратительный момент, когда он водил стволом ружья, боясь коснуться кожи коровы, и тот удивительный момент, когда горячие ангелы на своих дымных крыльях вдруг подхватили и поддержали в воздухе самолет над горящим лесом.

— Иди сюда, сволота, давай тяни, из-за тебя мучаемся!

Он послушно пошел к машине и тянул, толкал и приподнимал, все по команде Хвазанова, который орал на него точно на своего работника. Тут получилось как-то так, что сам Хвазанов был для Тынова как бы отдельно, а самолет отдельно. И он все терпел и делал не потому, что это нужно было Хвазанову, а потому что это было нужно самолету.

— Тащи канистры, инструменты в лодку! — под конец приказал опять Хвазанов.

Тынов только тут заметил маленькую моторную лодку, уткнувшуюся носом в песок. За рулем сидел сгорбившись сухонький старичок в картузе.

Он отнес инструменты, сложил их на дно лодки и сказал старичку:

— А меня ты только на тот берег перевези.

— Ладно, залезай.

— Не смей его сажать! Еще чего! Катать его, гада!.. — заорал Хвазанов с такой злобой, что чуть не выскочил обратно из машины, куда уже успел забраться. — Пускай тут сидит. Никуда не уйдет, я милицию за ним пришлю! Я тебе еще выплыву на чистую воду!

— А подите вы все знаете куда! — сказал старичок и рванул заводной шнур.

Хвазанов соскочил на землю, подбежал и оттолкнул изо всей силы нос лодки от берега. Для этого ему пришлось даже в воду влезть чуть не по колена. Но все ему было нипочем. Главное было — загородить Тынову дорогу, помешать ему подойти к лодке. Видно было, как его просто трясет от злобного восторга, что удалось оставить Тынова одного на берегу. Потом он опять залез в самолет и заорал:

— Эй ты, летун хренов, уголовник, туда тебя и туда, давай пропеллер.

Он подошел и взялся за лопасть, крутанул винт Мотор заревел. Машина побежала мимо него, и Хвазанов еще услел погрозить ему кулаком. Когда треск улетевшей машины совсем ослабел, он услышал, что ему кто-то кричит с реки. Это была вчерашняя моторка из сплавконторы.

— Э-эй! Дядя!.. — моторка второпях подлетела и стихла, ткнувшись носом в песок. — А я гляжу, думаю, ты с моей курточкой так и улетел! А ты что ж остался? — Мишка очень обрадовался, что его куртка не улетела на самолете.

— Спасибо, вот она, твоя!

— Теплая, верно? Я тебя в контору отвезу? — с радостной готовностью предложил он, любовно встряхивая куртку.

— Нет, ты меня только на тот берег бы перевез, и то спасибо.

— Так там же один лес.

— Вот мне и надо.

Наконец все кончилось. Успокоилось. Прошло. Улеглось и утихло. Очень даже прекрасно, что так все получилось. Просто самый лучший, то есть правильный выход из положения. Снова ты оказался на своем настоящем, правильном месте, где тебе и быть надлежит.