Федор Кнорре - Без игры

Она очень старалась не показывать, но все-таки было заметно, как трудно ей удерживаться, чтоб не броситься к нему на шею, потому что он этого не любил.

«Ну и ну! — подумал он со снисходительным сочувствием, — да ведь она даже ресницы не смывает на ночь, на тот случай, что вдруг я к ней приду! Так и лежит в чистеньком голубом халатике и ждет, и ждет, и ждет...»

— Хочешь, у меня, кажется, осталось немного виски. Шотландское, кажется... — Она приоткрыла дверцу шкафчика и хмыкнула, как бы слегка удивленно.

Как ни странно, бутылка действительно оказалась именно там и, как ни поразительно, виски осталось ровно столько, сколько он не допил в последний раз. Он взял бутылку, пригляделся, повертывая ее на столе перед собой.

— Действительно, шотландское! — Хм, миллиметр в миллиметр, капля в каплю, никто в его отсутствие не притрагивался. Она тотчас насторожилась, а он из жалости смазал насмешку. — А ты, Соня, потихоньку клюкать начала?

Она с жалким самодовольством усмехнулась. С развязным и равнодушным видом она сидела, поджав под себя ногу, глаз от него не могла оторвать, стараясь нагловато щуриться, бедная, до смерти обрадованная, без памяти влюбленная. Видно было, как трудно ей это давалось: все время держать себя на коротком поводу.

Он отшвырнул пиджак и взял ее за плечи, не то обнимая, не то мешая ей прижаться к нему слишком близко, и она, потеряв голову, кинулась целовать его ниже плеча, куда могла только дотянуться.

Когда он уходил, глаза у нее были какие-то несчастно-счастливые. Она выглядела почти совсем хорошенькой, и ему вдруг стало нехорошо.

— Лучше бы мне не приходить к тебе, а?

В глазах у нее отразились отчаяние и страх. Она сама это чувствовала, поспешила отвернуться и стала шарить у себя за спиной по столику, никак не могла нащупать пачку сигарет, как слепая, ткнулась пальцами в пепельницу, наконец схватила и стиснула в кулаке пачку.

— Да что ты! — ей почти удалось усмехнуться. — Заходи всегда, когда захочется. — Это у нее очень хорошо получилось, только зря она повторила, это «заходи» во второй раз прозвучало очень плохо, почти как мольба. Мужчины этого, кажется, не выносят.

Он ушел, пробыв у нее часа полтора, просто потому, что знал: всегда надо уходить, хотя идти ему было некуда.

Уже сидя в троллейбусе, он глянул через стекло и вспомнил, что в этом районе где-то поблизости живет Тоня.

Так он у нее и очутился. Ему даже смешно стало, что он оказался у Тоньки. Он был уже порядочно выпивши, когда добрался до нее.

Главное ее очарование заключалось именно в том, что с ней можно было не стесняться. Например, что он явился пьяный, ее только забавляло. Настоящий мужчина и должен быть выпивши! Она работала в какой-то торговой сети. Не у прилавка, конечно. Как всегда, вмиг набросала на стол великолепную закуску, импортную водку, они чокнулись стопочками, и она хохотала все время от радости, но разом стала сумрачно-серьезной, когда он встал из-за стола и, дернув за руку, небрежно притянул ее к себе. Шутки кончились, и она хотела ему показать, что она это понимает.

Замирающим, страстным шепотом она выдохнула:

— Что ты со мной делаешь!..

Он чуть не расхохотался. Откуда она успела такого набраться. Давно ли это у нее называлось просто: «побаловаться», а теперь вон какие жестокие романсы пошли.

— Пока ничего не делаю, — и, глядя близко ей прямо в лицо, холодно и отчетливо договорил, называя своими именами все, что собирался делать. И с интересом смотрел, что будет?

— Какой ты ужасный! — в восторге, как от испуга, она прижалась к нему так, что он пошатнулся.

— Ой, это красный диван! — дурашливо сбрендил он, даже для самого себя неожиданно. — Это мой комплекс. Я не могу...

— Чего, чего, чего?

— Я импотент.

— Чего, чего? Это ты-то?

— Красные, собственно, плюшевые красные диваны действуют на меня как на быка, только наоборот.

— Фу, трепач, чуть меня не напугал, — облегченно хохотнула Тоня и простецким движением облапила его за шею.

Пьяная муть совсем захлестнула его, накрыла с головой, ему показалось, что его стошнит, но все обошлось. Часа через два он проснулся с одним желанием — не просыпаться. Шатаясь, он почти ползком добрался до телефона, несколько раз крутанул диск. Невнятно, туго ворочая языком, тоскливо промычал:

— Неужели ты можешь так думать?.. Это обо мне? Да?

Трубку он, к счастью, позабыл снять.

В доме все было полно ожиданием. Для всех троих ожидание было таким же ощутимым, как если бы квартиру залила вода, а они старались не говорить о ней, чувствуя, как она уже заливает им колени.