Сергей Антонов - Первая должность

— Ладно тебе! Пора на вечер собираться.

— Погоди, сейчас Маруся придёт. — Нюра критически оглядела наряд Лиды и спросила: — Ты так и собралась идти?

— Так. А чего?

— Больно косынка у тебя скучная…

В это время вошла худенькая девушка лет восемнадцати. Это была та самая крановщица, которая подавала плиты на шестнадцатый этаж, чтобы Нина могла дойти до лестницы. Ни с кем не здороваясь, она сразу прошла к ребёнку, наклонилась над ним и спросила:

— Всё кашляет?

— Да нет, вроде лучше, — ответила Нюра. — Мы сейчас на вечер пойдём, У тебя косынку взять можно?

— Бери, — разрешила Маруся. — Я своё отгуляла…

Она села на кровать и стала кормить ребёнка, глядя в окно, на вершину одинокого дерева. А Нюра, тихонько напевая и уже настраиваясь на весёлый лад, переоделась и начала пудриться.

— А отец его бывает у вас? — спросила Нина.

— Отца на канатах тянуть ни к чему. Без него управимся, — ответила Маруся, всё так же глядя в окно. — Вы там скажите, чтобы легче топали.

— Я бы ему глаза повыкалывала! — подумав, сказала Лида.

— Зачем это всё? Я уже запахала свою любовь, — возразила Маруся, прислушиваясь к весёлому шуму, доносившемуся из красного уголка.

— Не нужен он нам, — добавила Нюра. — Без него справимся. Вот Андрей Сергеевич помог, чтобы их у нас оставить…

— Арсентьев помог? — удивилась Нина.

— Ну да, он в бытовой совет выбран. Пелёнок у нас не хватало, так он пошёл к коменданту и говорит: «Завёлся у вас пятый жилец, так и ставьте его, как всех, на полное вещевое довольствие». Ну, выдали нам простыни на пелёнки… — говорила Нюра тихим, спокойным голосом.

Внезапно звук гармони и взрывы смеха стали доноситься явственней. Вероятно, в красном уголке открыли все окна.

— Ты бы пошла, развеялась, — сказала Лида Марусе. — Дай его мне, я закачаю.

В дверь постучали. Вошёл Арсентьев.

— Вот ты где, — заговорил он, увидев Лиду — Идём на вечер. Там козули какие-то пляшут. Смотреть неохота. Покажи им нашу «подгорную». А, и вы здесь, Нина Васильевна. Пойдёмте все!

Вслед за Арсентьевым и Лидой Нина вошла в просторную и, несмотря на открытые окна, душную комнату. Людей было очень много. Арсентьев провёл Лиду вперёд, туда, где две девушки пели и отплясывали под гармонь.

— Ну-ка, давай «подгорную», — сказал он, положив на мехи гармони руку.

— А что это за «подгорная»? — спросил гармонист.

— Напой ему, Лида.

Лида уселась рядом с гармонистом и начала напевать ему на ухо, и он, напряжённо вслушиваясь, стал медленно шевелить гармонь.

Арсентьев вернулся к Нине и строго сказал парням, сидевшим на лавке:

— Освободите место. Не видите, что ли?

Нина села.

Арсентьев встал позади неё.

Совладав с несложным мотивом, гармонист приник щекой к мехам, и Лида, словно заворожив его, осторожно поднялась и остановилась, подёргивая плечами и становясь стройней с каждой секундой. Она дождалась начала такта и двинулась, но спуталась, и, досадливо махнув головой, снова стала ждать разрешающего аккорда и, наконец, легко взметнувшись в воздух, топнула каблуками, выбила привычную дробь и, нисколько не заботясь о том, что делать дальше, стала поправлять косынку, а равномерный ветер музыки подхватил её и плавно понёс мимо людей, столов, стен, газет и плакатов.

Хотя Арсентьев стоял за спиной Нины, хотя она ни разу не оглянулась на него, она отчётливо чувствовала, как он захвачен танцем и музыкой, как взгляд его послушно следует за Лидой, и что-то похожее на зависть шевельнулось в её душе, и ей захотелось, чтобы Лида устала, чтобы скорей прекратилась эта бесконечная пляска.

Но, подчиняясь уже не Лиде, а чудесной власти родной «подгорной», руки её плавно раскидывались в стороны и соединялись на груди, и ноги бежали по воздуху вслед за музыкой, касаясь пола только для того, чтобы топнуть, и губы шептали «быстрей!» гармонисту, и даже ситцевое платьице, собираясь летучими складками, казалось, танцевало само по себе.

Гармонист резко рванул последний аккорд, и Лида вдруг смутилась, словно впервые ощутив свою красоту, и бросилась за двери.

— Вот это и есть наша «подгорная», Нина Васильевна, — сказал Арсентьев таким тоном, будто танцевал сам. — Хорошо?

— Ничего, только немножко однообразно, — ответила Нина и подумала грустно: «Как это мне взбрело в голову тащиться сюда?!»

Но потом, когда Арсентьев проводил её на станцию, настроение у неё исправилось, и, сидя в электричке, она подумала, улыбнувшись: «Уж не ревновала ли я? Какая глупость!»