Вильям Александров - Странный гость

— Очередное, сто двенадцатое собрание клуба «Бригантина» объявляю открытым, — громко сказал он и взмахнул рукой так, чтобы увидели в радиорубке.

В динамиках зашипело, затрещало, и вдруг чистый, высокий, певучий глас трубы прорезал тишину зала, отразился от стен и замер где-то в вышине, под сводами, на тревожной, звенящей, вибрирующей ноте. И в ту же секунду несколько звонких юных голосов вдохновенно запели:

К ним присоединились другие голоса, из зала, затем песню подхватили, теперь уже пели все — и те, кто лежал в кроватях, и те, кто стоял у стен, и сам Николаи Петрович на своем возвышении, все пели:

Пели всю песню от начала до конца — таков был обычай, ритуал клуба, который зародился давно, почти пятнадцать лет назад, когда Светланов приехал сюда и организовал этот клуб, и никого из этих ребят здесь не было, были другие, похожие на них, с такими же славными, вопрошающими, грустными глазами, загоравшимися здесь, в этом зале, наполняясь мечтой о легендарной бригантине, о дальних путешествиях, о великих открытиях… И тогда уходила их грусть, они становились такими же, как их сверстники, забывали о своей болезни. Потом они выздоравливали, выходили в мир, а на их место, к сожалению, приходили другие. Они не знали друг друга, но песня оставалась, она связывала их, и когда ее пели, у Николая Петровича всегда стоял ком в горле, но он, превозмогая себя, пел вместе со всеми и лица, лица, лица проходили перед ним. Почему-то вставали всегда лица тех, кто болел особенно тяжело, долго лежал — иногда по два, по три года. Такие становились родными, это были его дети, он знал о них все, они поверяли ему самое сокровенное, такое, что отцу с матерью не всегда скажут — и тогда, когда лежали здесь, и потом — в своих письмах. О каждом из них он мог почти безошибочно сказать, как поступит, по какой дороге пойдет, к чему будет стремиться. И только душа его собственного сына оставалась для него закрытой, он не мог прикоснуться к ней, и от этого было мучительно больно.

Все эти дни он думал о нем, о себе, о Люде. Думал, в чем его, Светланова, вина перед этим существом, и находил только один ответ: в том, что его не было рядом, когда он, видимо, был очень нужен. А сейчас, возможно, уже и поздно. И неизвестно, что даст эта встреча…

Кончилась песня. Николай Петрович достал из кармана конверт и сказал:

— Сегодняшнее наше собрание посвящено одной теме: «Мечта». И начать его мне хотелось бы с одного письма, которое пришло несколько дней назад. Вот это письмо: «Дорогой Николай Петрович! Мне хочется поделиться с вами и со всеми, кто меня еще помнит в санатории, своей радостью: на днях мне была присвоена ученая степень доктора физико-математических наук за теоретическое обоснование и затем доказательство существования особого рода туманностей, которые названы мной «бризантами», в память о нашем незабываемом клубе «Бригантина». Вы можете удивиться, без малого четырнадцать лет прошло с того дня, как я покинул санаторий и поступил на отделение астрофизики физмата. Чего это вдруг, через столько лет, я вспомнил наш клуб, его романтическое название и решил увековечить его в науке о дальних туманностях, отделенных от нас расстоянием в сотни миллионов световых лет? Я скажу вам, дорогой Николай Петрович, и прошу передать это тем ребятам, которые лечатся у вас сейчас. Когда я задумался о том, как началось мое увлечение астрономией, я вспомнил то собрание нашего клуба, которое называлось «Вселенная — далекие и близкие миры». Я вспомнил, как вы принесли в зал самодельный диаскоп и показывали на стенке звездное небо, созвездия, говорили о красных гигантах и белых карликах, об Антаресе, Сириусе, звезде Бетельгейзе, о туманностях Ориона и Андромеды. А потом мы все прочли повесть Ефремова «Туманность Андромеды» и обсуждали ее на собрании, посвященном человеческой мечте. И не только это. Я вспомнил, как вы поручили мне доклад о творчестве Александра Грина, как мы совершали воображаемое путешествие на плоту через Тихий океан и каждый из нас должен был придумать, как выйти из сложного положения, в которое то и дело попадал наш плот. Вспомнил, как мы читали стихи и спорили о том, что такое красота… И понял главное: в клубе «Бригантина» мы научились мечтать. Не бесплодно, о чем-то несбыточном, а конкретно — о великих открытиях, о подвигах во имя людей, о прекрасных творениях искусства. Это подтверждается тем, что я знаю о своих братьях и сестрах по санаторию — ведь мы за два-три года становились братьями. Толик Снегов стал художником, среди его полотен есть одно удивительное, глядя на него дух захватывает, называется оно «Бригантина поднимает паруса», Володя Клаус — поэт, я читаю его стихи в журналах, Галочка Митрошина — преподаватель эстетики, Вадик Орлов — авиаконструктор, Леша Кудрявцев — палеонтолог… Обратите внимание — какие профессии, какая устремленность в неизведанное, какое желание постичь тайны природы, искусства, науки, какое стремление создавать новое, открывать красоту! И все это, я уверен, сделала наша «Бригантина»! Вот почему я считаю себя и всех нас обязанными нашему клубу всем лучшим, что есть во мне и в моих товарищах. Пусть же не останавливается «Бригантина», пусть она всегда стремится вперед к неизведанному, пусть никогда не опустятся ее паруса! Попутного ветра ей и всему ее экипажу!