Джозеф Конрад - Конец рабства

Механик — владелец «Софалы» — продолжал неподвижно стоять позади двух моряков, отличающихся друг от друга расой, религией, цветом кожи. Европеец, своей мощной фигурой бросающий вызов годам, и маленький малаец, тоже старый, но тощий и сморщенный, словно увядший коричневый лист, который по воле ветра приютился в тени того, другого. Внимательно смотрели они вперед, на сушу, и у них не было времени отрываться от дела.

А Масси, смотревший на них сзади, казалось, видел в этой преданности долгу неуважение к собственной своей особе.

Это было неразумно, но уже много лет он жил бессмысленной досадой в своем особом мире. Наконец, проведя влажной ладонью по редким прядям жестких волос на макушке своей желтой головы, он медленно заговорил:

— Вам нужен лотовой! Должно быть, вы считаете это необходимым, чтобы вести пароход. Неужели вы не можете, глядя на берег, определить, где вы находитесь?

Я не плавал здесь и двенадцати месяцев, как уже постиг эту штуку… а ведь я всего-навсего механик. Я могу вам отсюда указать, где находится гряда, а кроме того, могу вас уведомить, что вы минут через пять посадите судно на мель. Но, пожалуй, вы заявите, что я вмешиваюсь не в свое дело. А в нашем договоре сказано, что вмешиваться я не должен.

Он замолчал. Капитан Уолей все с тем же суровым, напряженным лицом пошевелил губами и прошептал:

— Близко ли, серанг?

— Очень близко, тюан, — быстро пробормотал малаец.

— Тихий ход! — громко, твердым голосом сказал капитан.

Серанг схватился за ручку сигнального аппарата. Внизу ударил гонг. Масси, презрительно усмехаясь, отошел и просунул голову в люк машинного отделения.

— Можете ждать дурацких распоряжений, Джек! — заорал он.

Помещение, куда он заглядывал, было глубоким и темным; серые отблески стали внизу казались холодными после резкого сияния моря вокруг судна. Но воздух, пахнувший ему в лицо, был горячим и липким. Отрывистый гулкий крик, которому невозможно было дать какое-либо истолкование, раздался снизу. Так отвечал своему начальнику второй механик.

Это был человек средних лет, рассеянный, молчаливый, и, казалось, до того поглощенный своими машинами, что как будто разучился говорить. Когда обращались непосредственно к нему, единственным его ответом было ворчание или гулкий крик — в зависимости от расстояния.

За все те годы, которые он провел на борту «Софалы», никто ни разу не слыхал, чтобы он обменялся дружелюбными приветствиями с кем-нибудь из своих товарищей.

Казалось, он не замечал, что люди приходят и уходят, он как будто вовсе их не видел. На берегу он никогда не узнавал товарищей по судну. За столом (четверо белых на борту «Софалы» обедали вместе) он бесстрастно смотрел в свою тарелку, а в конце обеда неожиданно вскакивал и бежал вниз, словно что-то побуждало его пойти и посмотреть, не украл ли кто машины, пока он обедал.

В порту — по окончании рейса — он регулярно сходил на берег, но никто не знал, где и как проводит он свои вечера. На местных каботажных судах была популярна нелепая туманная легенда о его любовном увлечении женой сержанта ирландского пехотного полка. Много лет назад полк нес здесь гарнизонную службу, а затем перебрался неведомо куда, в другое полушарие. Два или три раза в год механик выпивал лишнее. В таких случаях он возвращался на борт в более ранний час и пробегал по палубе, растопырив руки и балансируя, словно канатный плясун; заперев дверь своей каюты, он всю ночь напролет беседовал и спорил сам с собой на разные тона: гневно, насмешливо, плаксиво — с изумительной настойчивостью. Масси на своей койке в соседней каюте, приподнявшись на локте, обнаруживал, что второй его механик помнил имена всех белых, когда-либо служивших на борту «Софалы». Он вспоминал имена людей, уже умерших, имена вернувшихся на родину и тех, что уехали в Америку.

В пьяном виде он вспоминал людей, которые так недолго были связаны с судном, что Масси позабыл, при каких обстоятельствах они служили, и едва мог воскресить в памяти их лица. По другую сторону переборки механик пьяным голосом обсуждал их поведение, с исключительной язвительностью измышляя скандальные истории.

Выходило так, что все они чем-то его оскорбили, а он в отместку их всех раскусил. Он злобно бормотал, саркастически смеялся, сокрушал их одного за другим, но о своем начальнике Масси лопотал с завистливым и наивным восхищением:

— Умный негодяй! Таких не каждый день встретишь.

Вы только посмотрите на него! Ха! Великий человек!