Александр Пушкин - Переписка 1815-1825

Запируем уж, молчи!

Чудо - жизнь анахорета!

В Троегорском до ночи,

А в Михайловском до света;

Дни любви посвящены,

Ночью царствуют стаканы,

Мы же - то смертельно пьяны,

То мертвецки влюблены.

В самом деле, милый, жду тебя с отверстыми объятиями и с откупоренными бутылками. Уговори Языкова да отдай ему мое письмо; так как я под строгим присмотром, то если вам обоим за благо рассудится мне отвечать, пришли письма под двойным конвертом на имя сестры твоей А.<����нны> Н.<����иколаевны>. До свидания, мой милый.

А. П.

<����Приписка Анны Николаевны Вульф:>

Александр Сергеевич вручил мне это письмо к тебе, мой милый друг. Он давно сбирался писать к тебе и к Языкову, но я думала, что это только будет на словах. Пожалуйста отдай тут вложенное письмо [к] Языкову и, ежели можешь, употреби вс старание уговорить его, чтобы он зимой сюда приехал с тобой. Пушкин этого очень желает; покаместь пожалуйста отвечай скорее на это письмо и пришли ответ от Языкова скорее. Сегодня я тебе писать много не могу. Пушкины оба у нас, и теперь я пользуюсь временем, как они ушли в баню. Я надеюсь, что твое беспокойство на счет А.<����нны> П.<����етровны> кончилось. Пожалуйста, моя душа, ежели можешь, пришли мне книг; я боюсь тебе надоесть с этой просьбой, но так и быть - полагаюсь на твою [родственную] братскую дружбу. Прощай, моя радость; с нетерпением будем мы ожидать твоего ответа. Не забывай тебе душою преданную Анну Вульф.

Сентября 20 1824 года.

Лев тебя цалует.

Адрес (рукою Анны Николаевны Вульф): Его благородию милостивому государю Алексею Николаевичу Вульфу. В город Дерпт.

101. А. А. Дельвиг - Пушкину. 28 сентября 1824 г. Петербург.

Великий Пушкин, маленькое дитя! Иди, как шел, т. е. делай, что хочешь, но не сердися на меры людей и без тебя довольно напуганных! Общее мнение для тебя существует и [порядочно] хорошо мстит. Я не видал ни одного порядочного человека, который бы не бранил за тебя Воронцова, на которого все шишки упали. Ежели б ты приехал в Петербург, бьюсь об заклад, у тебя бы целую неделю была толкотня от знакомых и незнакомых почитателей. Никто из писателей [наших] русских не поворачивал так каменными сердцами нашими, как ты. Чего тебе недостает? Маленького снисхождения к слабым. Не дразни их год или два, бога ради! Употреби получше время твоего изгнания. Продав второе издание твоих сочинений, пришлю тебе и денег и, ежели хочешь, новых книг. Объяви только волю каких и много ли. Журналы все будешь получать. Сестра, брат, природа и чтение, с ними не умрешь со скуки. Я разве буду навозить ее. Нет ничего скучнее теперешнего Петербурга. Вообрази, даже простых шалунов нет! - Квартальных некому бить! Мертво и холодно или иначе: свежо и прохладно!

С приезда Воейкова из Дерпта и с появления Булгарина литература наша совсем погибла. Подлец на подлеце подлеца погоняет. Ездят в Грузино, перебивают друг у друга случай сделать мерзость, алтынничают. Офицеры занимаются новопривезенными из Варшавы темпами. Теперь мера всех артикулов вот какая: раз, два, три. Карамзин теперь в отчаянии. Для него одно счастие [видеть] наслаждаться лицезрением нашего великодушного и благословенного монарха. А он путешествует! Жуковский, я думаю, [уже] погиб невозвратно для поэзии. Он учит великого князя Александра Николаевича русской грамоте и, не шутя говорю, вс время посвящает на сочинение азбуки. Для каждой буквы рисует фигурку, а для складов картинки. Как обвинять его! Он исполнен великой идеи: образовать, может быть, царя. Польза и слава народа русского утешает несказанно сердце его. Но я заболтался - пора перестать. Благодарю за Онегина. Льва целую, но не пишу ему. Первое: за ним письмо еще, а второе некогда. Завтра ваш человек рано уезжает. Пиши ко мне чаще - я твой верный ответчик. Спешу скорее отделаться от Цветов, чтоб обнять тебя физически.

Дельвиг. 28 сент.

102. П. А. Вяземский - Пушкину. Начало октября 1824 г. Москва.

Вяземский, видя в Московских ведомостях объявление о продаже нового издания Кавказского Пленника, писал к Жуковскому, чтобы узнать с дозволения ли Сергея Львовича и в следствие ли какой-нибудь сделки с ним прислал сюда свое издание Ольдекоп. Жуковский, переговорив с Дельвигом, отвечал Вяз.<����емскому>, что никакой сделки нет, и что продажа нового издания беззаконная. В след за сим Вяз.<����емский> послал за книгопродавцем Ширяевым, который отвечал ему, что Ольдекоп заплатил Сергею Львов.<����ичу> за право продавать свое издание. Спрашивается, которое из двух обстоятельство справедливо: если право не дано Ольдекопу, то пусть Александр Пушкин пришлет формальную доверенность на имя Василья Львовича или на имя Вяземского, для остановления продажи в Москве - или в данной доверенности кому-нибудь в Петербурге упомянет о 200 экземплярах, купленных от Ольдекопа московским книгопродавцем Ширяевым.